Онлайн книга «Валькирия в черном»
|
Девушка из собеса открыла обитую коричневым дерматином дверь и крикнула звонко с порога: – Баба Клаша, это я! И еще тут к тебе из ментовки пришли. Она слово «полиция» не переносит, – сообщила шепотом Кате. – Когда по телику слышит – плюется аж. Скажите ей, что вы из милиции. На разложенном диване у окна, на высоких подушках в светлой большой комнате, где в серванте фарфоровые фигурки и набор «хохломы», где кружевной тюль на окне, столетник, где инвалидное кресло, где плоская «утка»-горшок ядовитого зеленого цвета на табуретке, чтобы дотянуться рукой с дивана – старушка в чем душа держится, глазки голубые, как фиалки, на худеньких плечиках – вязаная кофта. На постели кругом газеты, сбоку толстенный том «Золотой век британского детектива». На столике у дивана – стакан и три пустых бутылки пива. Катя прикинула: они ведь ровесницы с Аделью Архиповой и Розой Пархоменко, а выглядит она лет на десять их старше. Но голос, голос Клавдии Ивановны Суворовой ее очаровал сразу. Помните сказку «Морозко» и сказительницу актрису Анастасию Зуеву? Так вот – неспешный, с хрипотцой, уютный старческий сказочный голосок… Спросил: – Это ж по какой нужде из милиции ко мне? – Очень важное дело, Клавдия Ивановна. – А вы ничего, симпатичная… А то таких мордоворотов ваших по теле-еле показывают. Кто ж по званию? Лейтенантша? – Капитан. – Ишь ты. Годы-то летят. Прибавляются, не убавляются. Ну-ка плесни мне свеженького да пены поменьше. Это старушка велела не Кате, а девушке из собеса, выставившей на столик у дивана бутылки с пивом. Пустые она убрала, слетала на кухню за открывалкой. И плеснула щедро «старопрамен» в стакан. – Ух ты, славно пошло, – баба Клаша жадно присосалась к пиву, вытерла губы. Двигалась в постели она проворно, шевелилась, поворачивалась, вот только ноги ее оставались непослушными. – Какое ж дело? – Извините, может, это вам будет неприятно вспоминать, но это связано с трагедией, происшедшей много лет назад в детском лагере «Звонкие горны». – Чего вдруг заинтересовались? – Дело уголовное об отравлении. Фамилии Архиповы, Пархоменко. Вы же знали их, правда? Вы вместе учились в школе? – А чего ж про вчерашнюю пальбу молчите? Думаете, раз я лежачая, что в городе творится, не знаю? Мне еще вчера Маня Опаркова позвонила, она в Баковке живет. Ну что, укатала их там всех Анька Архипова – убила она Розу? – Нет, только ранила. Больше пострадал сын Розы Пархоменко Михаил. – Ну, для Розки потеря невелика, даже если помрет. Она и о старшем-то своем, наверное, не сильно убивалась. Дети для нее всегда камнем на шее были, как и для Адки Архиповой ее чадо. Катя от неожиданности растерялась. Это что-то новое… совсем-совсем новое. Если только старушка-пьянь не впала в маразм, не заговаривается. – А вас кто ко мне направил, простите за любопытство? – Меня? Завуч… это из пятой школы. – А, Светкина дочка. Ну тогда ладно, со всей душой к вам отнесусь. Хотите пива? – Нет, спасибо. – Одна я не люблю, – баба Клаша поморщилась. – Так и заалкашить можно в одиночку. Я в молодости пила как конь буденновский. А теперь мочевой пузырь ослаб, а это для меня большая проблема, в моем-то положении. Так задавайте ваши вопросы. – Вы ведь когда-то тоже учились в пятой школе? – Пятая – проклятая… А хорошая школа была сначала. Ах, сколько воды утекло с тех пор, сколько пива. – Вы помните лето пятьдесят пятого? Баба Клаша оперлась локтем на увесистый том «Золотого века британского детектива». – Помню ли я? Старалась забыть, как и мы все. Как и эти две куклы, Розка и Адка. Но когда такое сваливается на тебя в четырнадцать лет, смерть, она жестокая. А жизнь порой еще злее. Вам ведь кое-что известно, раз вы спрашиваете. У Архиповых девок отравили на дне рождения, слышала я. Травить у нас тут умеют. Я вот на своей шкуре это испытала. Нет, не смотрите так жалостливо, паралич-то это потом, это уже много позже. А тогда я после того ужина выкарабкалась, по больницам, правда, полгода валялась, но выкарабкалась. – В лагере «Звонкие горны» детей отравили за ужином? – Макароны с сыром и томатным соусом, трубчатые такие, серые, вы, наверное, таких уже и не ели. А мы их любили, особенно соус. Как сейчас помню тот вкус. – А как вышло, что отравительницу эту, Любовь Зыкову, так быстро задержали? – Как-как, донесли на нее, вот как. Сунулись на хату к ней съемную с обыском. И нашли – яд она спрятать не успела, видно, не рассчитывала, что к ней так быстро придут. – На съемную хату? Но она же в лагере жила в качестве преподавательницы физкультуры. – Она гимнастику преподавала художественную и танцы девчонкам, ну а кросс и все остальное на стадионе – это так, между прочим. Устроилась она в лагерь в июне, куда мы всем классом поехали на лето. А до этого в городе жила, присматривалась, вроде как на завод сначала хотела устроиться секретаршей. А хату, то есть комнату, она у матери Ады снимала. У них домишко был в частном секторе, мать комнату сдавала. Они там у нее весь май, весь июнь пропадали. – Кто? – Те, о ком вы меня спрашиваете. Розка и Адель. Приемник трофейный немецкий там вечерами у них джаз играл. Я, грешным делом, тоже туда попасть к ним хотела, но не очень-то они во мне нуждались. Они вдвоем тогда ходили друг с дружкой, я все пыталась к ним прилепиться – ну знаете, как это у девчонок бывает… Но они меня не принимали. – А в лагерь пионерский они тоже поехали? – Ну да, всех нас тогда на лето туда родители отправляли. – Значит, они тоже выжили, как и вы, после того ужина? – Их ужина лишили. Пионервожатая распорядилась – оставить без ужина. Это еще на линейке, когда их перед всем лагерем песочили, прорабатывали, мозги им вправляли. А после ужина еще хотели провести сбор отряда, вопрос стоял – выгнать их вон. – За что выгнать? – За плохое поведение, – баба Клаша сделала внушительный глоток пива. – Я вот только не пойму, почему вас все это, давно быльем поросшее, интересует. Неужели связь какую-то для себя видите? – Точно не знаю еще, но поверьте, это не простое любопытство, – честно призналась Катя. – Все же, кто мог донести на Любовь Зыкову тогда? – Кто… они, конечно, и донесли. – Роза и Адель?! – Они ж терлись дома возле нее весь май и июнь, она не только им пластинки трофейные, что с собой привезла, ставила, она им и про войну рассказывала. Как немцев травила словно крыс. Хвасталась перед ними. А когда такое в лагере случилось с нами, когда милиции потом понаехало, все только и кричали – отравили, отравили… Испугались они, вот и рассказали. Испугались, что им тоже не поздоровится. Хотя… что с них взять тогда, это мы больше были перед ними виноваты, мы – остальные дети. |