Онлайн книга «Дельфийский оракул»
|
Он из полиции. Полиция нашла Алису, потому что Алиса стреляла в человека и призналась, что хочет убить Далматова. И если бы все шло по плану, Алисе следовало бы убить именно Далматова. Она же стреляла в Евдокию. Зачем? И что именно знает Муромцев? Вряд ли много. Далматов не любит делиться информацией. В комнате Лидии Саломея никогда не была. Ее пугала эта холодная, как фруктовый лед, женщина, которая мало и редко разговаривала, пребывая в каком-то собственном, недоступном для всех прочих мире. Сизые обои с серебристым рисунком в викторианском стиле. Деревья. Птицы. Цветы. Штора чуть сдвинута, и виден угол подоконника – широкая старая доска. На подоконнике – приоткрытая книга и пустая чашка, на дне которой закаменел кофе. Туалетный столик на витых ножках. Шкатулка с пыльными украшениями, дорогими, но не раритетными. Комната словно замерла в ожидании хозяйки. И Саломее неудобно лезть в чужую гардеробную. Одежда имеет характерный запах, который появляется после долгого хранения в шкафу, даже когда вещи заботливо упакованы в чехлы и переложены подушечками с лавандой. Платья… платья… Длинные, строгие, с жесткими воротниками и глухими лифами. Такие одинаково подходят и для старых дев, окостеневших в своем девичестве, и для гувернанток, и для компаньонок. Вот только Саломее жуть как не хотелось надевать что-то подобное! А выбор есть? Надо ехать домой… Только Далматов вряд ли с этим согласится. Еще под замок ее посадит. С него станется. Жемчужно-серое шелковое платье висело в самом дальнем углу, прячась за широкими чехлами. Кокетливый воротничок и завышенная талия. Мягкие складки юбки и крохотный бантик на лифе… пуговица оборвана. И на рукаве – бурые пятнышки. Но платье чистое, и пятнышки не так уж заметны. В конце концов, Саломее просто нужно одеться. Судьба у нее такая – вечно чужую одежду примерять. Платье село хорошо. Даже чересчур хорошо. Илья и Муромцев устроились в кухне. На огромном столе, предназначенном для готовки, но вряд ли когда-то служившем в качестве обеденного, хватило места и для хлеба, и для холодной курицы, и для салата, который не стали перекладывать из контейнера, для копченой семги, икры, сыра, масла, рулета, и вообще, казалось бы, всего, что хранилось в холодильнике. – Будешь? – Далматов протянул ей кусок хлеба с маслом. Масло он нарезал крупными кусками, а сверху прикрыл его сыром с плесенью. – Или лучше мясо? – И мясо тоже. – Значит, вы за привидениями охотитесь? – поинтересовался Муромцев, вытирая пальцы кухонным полотенцем. На его тарелке возвышалась гора снеди, составленная из компонентов, весьма сомнительно сочетавшихся друг с другом. – Приведений не существует. – Саломея забралась на стул. – Это ты просто их не встречала. Безумное чаепитие какое-то! Только без чая. И Шляпника не хватает. Но Далматов легко впишется в эту роль. Муромцев ел руками, Далматов тоже ел руками, и поскольку покидать насиженное – ну, почти насиженное место – для поисков приборов Саломее было лень, она тоже стала есть руками. В этом была своя прелесть. Во взрослом возрасте приятно делать то, что тебе запрещали в детстве. – Заявление о похищении подавать не станете? – Муромцев разговаривал с набитым ртом, но речь его была вполне понятна. Далматов ему все рассказал? И что именно он – с его паранойей – счел нужным рассказать? – Не стану. – Зря. Нет заявления, нет и дела. – А мне поверят? – Ну… – он переглянулся с Далматовым и вынужден был признать: – Вряд ли. А черный хлеб с маслом, сыром рокфор и икрой вполне себе неплох! – Что ты помнишь о том месте? – Муромцев не собирался отступать. – Звуки? Запахи? Хоть что-то… – Дачный поселок. И дом большой. Два этажа – как минимум. Возможно, больше. В кладовой много всего стояло. – Саломее неприятно вспоминать, но она понимает: Муромцев прав. Если дом найдут, то… то ничего не будет. Ведь нет заявления, нет похищения, а есть претензии странной девицы, очень похожей на сумасшедшую. – Благоустроенная территория. Мы шли иногда по траве, иногда – по дорожкам. Они… покатые. Каменные? Скорее всего. Не плитка, точно. Соловьи пели. И сыро было. Словно дом стоит у реки. Муромцев не смеется, он слушает внимательно, хотя и не перестает поглощать еду. Ему, наверное, много есть надо. – У потерпевшей была дача. – У Анны? – Да. Старый кооператив. Советский еще. Но там крошечный домик на одну комнату. – Тогда это не он. – Знаете, – Муромцев с сожалением посмотрел на опустевшую тарелку, – вас бы посадить… для вашей же безопасности, только у вас же адвокаты есть. И самодеятельность свою вы вряд ли бросите. – Совершенно верно. Илья выглядит почти нормально, если к нему вообще применимо понятие нормальности. – Да и картина вырисовывается занятная. Трупы есть, а убийства – нет. И как быть? Действительно, затруднение. – По факту покушения я могу открыть дело. По факту самоубийства – тоже. А по факту сверхъестественной смерти – вряд ли. Если, конечно, не смогу доказать, что смерть – не сверхъестественная вовсе. А с покушением как? Девицу же заставили… – Тетрадоксин, – сказал Далматов. – Буфотеин. И буфотоксины. Возможно, скополамин. – Что?! – Неизвестные вещества, обнаруженые в Алискиной крови. Как из человека сделать зомби? Разговор стремительно терял подобие легкости, зато становился очаровательно безумным. Саломея потянулась за мандаринкой. – Вы меня пугаете, гражданин Далматов! Если что, я всем сказал, куда направляюсь, поэтому спрятать меня в подвале этого… домика у вас не получится. – Гаити. Вуду. – Илья словно не услышал Муромцева. – Он пытался приворожить ее. Я решил, что он в Интернете вычитал об этом обряде. Там много интересного… – Ты не говорил! – Это уже неправильно. Саломея должна была бы знать, что ее пытаются приворожить, пусть и по обряду, из Интернета вытащенному. – Я просто не подумал, что он и правда что-то знает. Наверное, любовная магия не слишком хорошо ему давалась. Но да, это – женская стезя. Колдун-бокот забирает душу умершего и воскрешает тело. Получается зомби. Ритуал очень сложный, и центральное место в нем занимает некий порошок, который колдун подсыпает жертве. Жертва умирает. Вернее, все думают, что она мертва. Противоядие возвращает уснувшего к жизни. Но он уже не тот человек, которым был прежде. Полное подавление воли! Зомби. – И?.. – Тот, кто знает состав зелья, вполне способен его… доработать. |