
Онлайн книга «Графиня де Шарни. Том 2»
С этими словами король оставил королеву, вернулся в свои апартаменты и заперся с исповедником. Королева отправилась вслед за принцессой Елизаветой и принцессой де Ламбаль в залу заседаний. — Что делает король? — спросила принцесса де Ламбаль. — Исповедуется, — с непередаваемым выражением отвечала королева. В эту минуту дверь отворилась и на пороге появился граф де Шарни. Он был бледен, но прекрасно владел собой. — Могу ли я переговорить с королем? — с поклоном спросил он у королевы. — В настоящее время, граф, — отозвалась Мария-Антуанетта, — король — это я! Шарни знал это лучше, чем кто бы то ни было; однако он продолжал настаивать. — Вы можете подняться к королю, — сказала королева, — но, клянусь, вы ему очень помешаете. — Понимаю: король принимает Петиона? — Король заперся со своим исповедником. — Значит, я, как главный распорядитель дворца, сделаю свой Доклад вам, ваше величество, — отвечал Шарни — Что ж, сударь, как вам будет угодно, — промолвила королева. — Я буду иметь честь докладывать вашему величеству о численном составе наших сил. Конная жандармерия под командованием господина Рюльера и господина де Вердьера численностью в шестьсот человек построена в боевом порядке на большом плацу в Лувре; пешая парижская жандармерия, intra muros , находится на казарменном положении в конюшнях; отряд в сто пятьдесят человек был выделен для размещения в Тулузской ратуше на случай внеочередного сопровождения кассы или казны; пешая парижская жандармерия, extra muros , состоящая всего из тридцати человек, занимает пост у небольшой лестницы, ведущей к королю из двора Принцев; двести офицеров и солдат бывшей конной или пешей гвардии, сотня молодых роялистов, столько же старых дворян, еще около четырехсот защитников собраны в Лей-де-Беф и прилегающих к ней залах; около трехсот национальных гвардейцев рассредоточены во дворах и в саду; наконец, полторы тысячи швейцарцев, составляющие основную силу двора, только что заняли различные посты, а также размещены в главном вестибюле и у лестниц, защиту коих они взяли на себя. — Что же, сударь, ужели все эти меры вас не удовлетворяют? — молвила королева. — Ничто не может меня удовлетворить, — отвечал Шарни, — когда речь идет о спасении вашего величества. — Так вы, сударь, считаете, что мы должны бежать? — По моему мнению, ваше величество, вам, королю, вашим августейшим детям следует окружить себя нами. Королева сделала нетерпеливое движение. — Вы, ваше величество, не любите Лафайета — пусть так! Однако вы же доверяете герцогу де Лианкуру; он — в Руане, ваше величество; он снял там дом у английского дворянина, некоего господина Каннинга; командующий войсками в провинции привел своих солдат к присяге на верность королю; швейцарский полк Залишамаде, на который вполне можно рассчитывать, эшелонирован на дороге. Все пока спокойно: давайте выйдем через Поворотный мост, доберемся до городских ворот Этуаль; триста кавалеристов конституционной гвардии ждут нас там; в Версале без труда наберется полторы тысячи дворян. Имея четыре тысячи человек, я берусь проводить вас, куда пожелаете. — Благодарю вас, господин Шарни, — отозвалась королева, — я ценю вашу преданность, заставившую вас покинуть дорогих вам людей ради того, чтобы предложить свои услуги иностранке… — Ваше величество! Вы ко мне несправедливы, — перебил ее Шарни. — Жизнь королевы всегда будет для меня дороже жизни всех других людей, так же как долг для меня всегда будет превыше всех других добродетелей. — Ах, да. Долг… — пробормотала королева, — раз вы заговорили о долге, то я тоже могу сказать, что исполняю долг, который понимаю по-своему: мой долг — заботиться о величии монархии, и если уж ей суждено погибнуть, я должна позаботиться о том, чтобы она погибла стоя и не теряя достоинства, как умирали античные гладиаторы, учившиеся встречать смерть без страха. — Это последнее слово вашего величества? — Это моя последняя воля. Шарни поклонился и, подойдя к двери, столкнулся с г-жой Кампан, торопившейся к принцессам. — Передайте их высочествам, — попросил он, — чтобы они держали при себе самые дорогие вещи: вполне возможно, что мы в любую минуту будем вынуждены покинуть дворец. Когда г-жа Кампан отправилась передать это предложение принцессе де Ламбаль и принцессе Елизавете, Шарни вновь приблизился к королеве. — Ваше величество! — проговорил он. — Должно быть, вы питаете надежду, что придет помощь извне; если это так, прошу вас мне довериться: подумайте, что завтра в этот час мне придется перед Богом или людьми держать ответ за то, что произойдет. — По моему распоряжению Петиону должны были передать двести тысяч франков и пятьдесят тысяч — Дантону; за эту сумму Дантон обещал не выходить из дому, а Петион — прийти во дворец. — Да уверены ли вы в своих посредниках, ваше величество? — Вы ведь сказали, что Петион только что пришел, не правда ли? — Да, ваше величество. — Это уже кое-что, как видите. — Но этого недостаточно… Мне сообщили, что за ним посылали трижды, прежде чем он согласился отправиться во дворец. — Если он с нами заодно, — сказала королева, — он должен во время разговора с королем дотронуться указательным пальцем До правого века. — Ну, а если он не с нами? — Если он не с нами, он — наш пленник, и я прикажу ни в коем случае не выпускать его из дворца. В это мгновение зазвонил колокол. — Что это такое? — спросила королева. — Набат, — отвечал Шарни. Принцессы в испуге вскочили. — Что вас так напугало? — удивилась королева. — Набат — это боевая труба мятежников. — Ваше величество! — взволновавшись более королевы при этом отвратительном звуке, проговорил Шарни. — Я сейчас узнаю, не предвещает ли этот набат чего-нибудь серьезного. — Вы вернетесь? — с живостью поинтересовалась королева. — Я приехал, чтобы вы, ваше величество, могли мною располагать, и не оставлю вас до тех пор, пока не исчезнет всякая опасность. Шарни поклонился и вышел. Королева на мгновение задумалась. — Ну, пойдем посмотрим, исповедался ли король, — прошептала она, после чего тоже вышла. Тем временем принцесса Елизавета снимала с себя кое-что из одежды и поудобнее устраивалась на диване. Она расстегнула на шейном платке сердоликовую булавку и показала ее г-же Кампан. На камне была гравировка. Гравировка представляла собой букет лилий с надписью на ленточке. |