Онлайн книга «Графиня де Шарни. Том 2»
|
В политике неизвестность всегда вызывает беспокойство. За исключением Кондорсе и Бриссо почти у каждого из этих людей можно было спросить: «Кто вы такой?» В самом деле, куда девались светочи или хотя бы просто факелы Учредительного собрания? Где были Мирабо, Сиейесы, Дюпоры, Байи, Робеспьеры, Барнавы, Казалесы? Все куда-то исчезло. Всего несколько редких седых голов можно было приметить среди этих пылких юнцов и черноволосых молодых мужчин, представлявших новую Францию. Красивые головы, достойные революционной гильотины! Почти все они и полетели с плеч долой! Кроме того, назревала гражданская война, чувствовалось приближение иноземных войск; все эти молодые люди были не просто депутатами; это были воины Жиронды, которые после объявления войны вызвались все до единого, от двадцатилетнего юнца до пятидесятилетнего мужчины, встать на защиту границ: Жиронда высылала свой авангард. В этом авангарде были такие, как Верньо, Гаде, Жансоне, Фонфред, Дюко; все они составляли ядро Жиронды, давшей название известной партии, которая, несмотря на свои промахи, не может не вызывать симпатии благодаря трагической судьбе ее членов. Родившись в огне войны, они сразу выходили, словно почуявшие схватку борцы, на кровавую арену политической битвы. Достаточно было увидеть, как шумно они занимали свои места в Палате, чтобы почуять в них грозовое дыхание надвигавшихся 20 июня, 10 августа и 21 января. Правого крыла более не существует вовсе: правые упразднены; следовательно, не существует и аристократов. Все Собрание дружно объявило своими врагами аристократов и священников Если те будут оказывать сопротивление, члены Собрания получили мандат сломить его. Что касается короля, то отношение к монарху оставили на совести депутатов; его жалеют; выражается надежда, что ему удастся избежать тройного напора — королевы, аристократии и духовенства; если же он станет их поддерживать, его сметут вместе с ними. Бедный король! Его больше не называют ни королем, ни Людовиком XVI, ни Величеством; его зовут «исполнительной властью». Первое, что сделали депутаты, войдя в совершенно не знакомый им зал, — стали озираться. С каждой стороны находилось по отдельной трибуне. — Для кого эти две трибуны? — спросили сразу несколько голосов, — Для бывших депутатов, — отвечал архитектор. — Ого! — пробормотал Верньо. — Что это значит? Какой-то цензурный комитет! Законодательное собрание — это палата представителей нации или школьный класс? — Давайте подождем, — предложил Эро де Сешель, — мы увидим, как поведут себя наши хозяева. — Привратник! — крикнул Тюрио. — По мере того, как они будут входить, говорите им, что в Собрании есть человек, едва не сбросивший коменданта Бастилии вниз со стены, и что зовут его Тюрио. Спустя полтора года этого человека называли Цареубийцей. Первым актом нового Собрания было отправить депутацию в Тюильри. Король имел неосторожность выслать вместо себя одного из министров. — Господа! — объявил тот. — Король не может вас сейчас принять; приходите в три часа. Депутаты удалились. — Ну что? — полюбопытствовали остальные члены Собрания, видя, как скоро депутация вернулась назад. — Граждане! — отвечал один из депутатов. — Король не готов, и у нас есть впереди три часа. — Отлично! — крикнул с места безногий Кутон. — Воспользуемся этими тремя часами. Я предлагаю упразднить титул величество. В ответ грянуло дружное «ура!»; титул «величество» был единодушно отменен. — Как мы будем называть отныне исполнительную власть? — спросил чей-то голос. — Мы будем ее называть королем французов. — отвечал другой голос. — Это вполне подходящий титул, пусть господин Капет довольствуется им. Взгляды всех присутствовавших устремились на человека, назвавшего короля Франции господином Капетом . Это был Бийо. — Пусть будет король французов! — одобрило большинство собравшихся. — Погодите! — остановил Кутон. — У нас есть еще два часа. Я хочу внести новое предложение. — Давайте! — закричали все. — Я предлагаю, чтобы все встали, когда король войдет, но потом пусть все сядут и наденут шляпы. Зал словно взорвался: крики одобрения были столь неистовыми, что их можно было принять за возмущение. Наконец, когда вновь наступила тишина, стало понятно, что все согласны. Предложение было принято. Кутон взглянул на часы. — У нас есть еще час, — молвил он. — Я хочу внести третье предложение. — Говорите! Говорите! — раздалось со всех сторон — Я предлагаю, — продолжал Кутон слащавым голосом, который при случае мог кого угодно напугать до смерти, — я предлагаю, чтобы король сидел не на троне, а в обычном кресле. Дружные аплодисменты не дали оратору договорить — Погодите, погодите, — поднял он руку. — Я еще не кончил. Все сейчас же смолкли. — Я предлагаю, чтобы кресло короля стояло слева председателя. — Осторожно! — предупредил кто-то. — Это значило бы не только упразднить трон, но и поставить короля в зависимое положение. В ответ грянула настоящая буря; в этих страшных аплодисментах уже слышались отголоски 20 июня и 10 августа. — Итак, граждане, — заметил Кутон, — три часа истекли. Я благодарен королю французов за то, что он заставил себя ждать: мы не потеряли времени даром. Депутация возвратилась в Тюильри. На сей раз король их принял, но это уже было похоже на заговор. — Господа! — сказал он. — Я могу прибыть в Собрание не раньше, чем через три дня. Депутаты переглянулись. — Стало быть, государь, это произойдет четвертого числа? — уточнили они. — Да, господа, — отвечал король, — четвертого. И отвернулся. 4 октября король прислал сказать, что нездоров и придет на заседание 7-го. Это обстоятельство не помешало, однако, новому Собранию 4 числа в отсутствие короля торжественно встретить Конституцию 1791 года, то есть наиболее значительный документ, принятый предыдущим Собранием. Ее обступили и охраняли двенадцать старейших депутатов Учредительного собрания. — Отлично! — выкрикнул чей-то голос. — Вот они, двенадцать старцев из Апокалипсиса! Нес Конституцию архивариус Камю; он поднялся, вместе с ней на трибуну и, показав собранию, провозгласил, подобно Моисею: |