Книга Двадцать лет спустя, страница 131 – Александр Дюма

– Правда, – согласился Портос.

– Наточи свою шпагу, барон, заряди пистолеты и задай лошадям овса. Ручаюсь, что еще сегодня у нас будет дело; а главное – никому ни слова.

– Не готовят ли нам западню, чтобы избавиться от нас? – спросил Портос, уверенный, что его будущее величие уже теперь многим не дает покоя.

– Если это западня, – возразил д’Артаньян, – то я ее разгадаю, будь покоен. Если Мазарини итальянец, то я гасконец.

Д’Артаньян в один миг оделся. Портос, по-прежнему лежавший в постели, уже застегивал ему плащ, когда в дверь снова постучали.

Вошел другой слуга.

– От его преосвященства кардинала Мазарини, – произнес он.

Д’Артаньян посмотрел на Портоса.

– Дело осложняется, – сказал тот. – С чего же начинать?

– Не беда, – отвечал д’Артаньян, прочитав записку кардинала, – все устраивается отлично – его преосвященство назначает мне свидание через полчаса.

– А, тогда все в порядке.

– Друг мой, – сказал д’Артаньян, обращаясь к слуге, – передайте его преосвященству, что через полчаса я буду к его услугам.

Слуга поклонился и вышел.

– Хорошо, что этот не видал того, – заметил д’Артаньян.

– Значит, ты думаешь, они прислали за тобой не по одному и тому же делу?

– Не думаю, а уверен в этом.

– Однако, д’Артаньян, торопись. Не забывай, что тебя ждет королева, а после королевы кардинал, а после кардинала я.

Д’Артаньян позвал слугу Анны Австрийской.

– Я готов, мой друг, – сказал он, – проводите меня.

Слуга провел его окольными улицами, и через несколько минут они вступили через маленькую калитку в дворцовый сад, а затем по потайной лестнице д’Артаньяна ввели в молельню королевы.

Лейтенант мушкетеров испытывал безотчетное волнение: в нем не было больше юношеской самоуверенности, и благодаря приобретенной им опытности он понимал всю важность совершающихся событий.

Через минуту легкий шум нарушил тишину молельни. Д’Артаньян вздрогнул, увидев, как чья-то рука приподнимает портьеру. По форме, белизне и красоте он узнал эту руку, которую ему однажды, так давно, дозволили поцеловать.

В молельню вошла королева.

– Это вы, господин д’Артаньян, – сказала она, устремив на офицера ласковый и в то же время грустный взгляд. – Это вы, и я вас узнаю. Взгляните и вы на меня, я королева. Узнаете вы меня?

– Нет, ваше величество, – ответил д’Артаньян.

– Разве вы забыли уже, – сказала Анна Австрийская тем чарующим тоном, какой она умела придать своему голосу, когда хотела этого, – как некогда одной королеве понадобился храбрый и преданный дворянин и как она нашла этого дворянина? Для этого дворянина, который, быть может, думает, что его забыли, она сохранила место в глубине своего сердца. Знаете вы это?

– Нет, ваше величество, я этого не знаю, – сказал мушкетер.

– Тем хуже, сударь, – произнесла Анна Австрийская, – тем хуже; я хочу сказать – для королевы, так как ей опять понадобилась такая же храбрость и преданность.

– Неужели, – возразил д’Артаньян, – королева, окруженная такими преданными слугами, такими мудрыми советниками, такими выдающимися по заслугам и положению людьми, удостоила обратить свой взор на простого солдата?

Анна поняла скрытый упрек, который только смутил, но не рассердил ее. Самоотверженность и бескорыстие гасконского дворянина много раз заставляли ее чувствовать угрызения совести; он превзошел ее благородством.

– Все, что вы говорите о людях, окружающих меня, может быть, и верно, – сказала она, – но я могу довериться только вам, господин д’Артаньян. Я знаю, что вы служите господину кардиналу, но послужите немного мне, и я позабочусь о вас. Скажите, не согласились бы вы сделать для меня то же, что сделал некогда для королевы дворянин, вам неизвестный?

– Я сделаю все, что прикажет ваше величество, – сказал д’Артаньян.

Королева на минуту задумалась; в ответе мушкетера ей послышалась излишняя осторожность.

– Вы, может быть, любите спокойствие? – спросила она.

– Я не знаю, что это такое: я никогда не отдыхал, ваше величество.

– Есть у вас друзья?

– У меня их было трое: двое покинули Париж, и я не знаю, где они находятся. Со мной остался только один, но этот человек, кажется, из тех, что знали дворянина, о котором ваше величество удостоили рассказать мне.

– Отлично! – сказала королева. – Вы вдвоем с вашим другом стоите целой армии.

– Что я должен сделать, ваше величество?

– Приходите еще раз, в пять часов, и я вам скажу; но не говорите ни единой душе о свидании, которое я вам назначила.

– Слушаюсь, ваше величество.

– Поклянитесь на распятии.

– Ваше величество, я никогда не нарушал своего слова. Что я сказал, то сказал.

Королева, не привыкшая к такому языку, необычному в устах ее придворных, вывела заключение, что д’Артаньян вложит все свое усердие в исполнение ее плана, и осталась этим очень довольна. На самом деле это была одна из хитростей гасконца, подчас желавшего скрыть за личиной солдатской резкости и прямоты свою проницательность.

– Ваше величество ничего мне больше сейчас не прикажет? – спросил он.

– Нет, – отвечала Анна Австрийская, – до пяти часов вы свободны и можете идти.

Д’Артаньян поклонился и вышел.

«Черт возьми, – подумал он, – я, кажется, и в самом деле им очень нужен».

Так как полчаса уже прошло, то он прошел по внутренней галерее и постучался к кардиналу.

Бернуин впустил его.

– Я к вашим услугам, монсеньор, – произнес д’Артаньян, входя в кабинет кардинала.

По своему обыкновению, он сразу осмотрелся кругом и заметил, что перед Мазарини лежит запечатанный конверт. Но конверт этот лежал верхней стороной вниз, так что нельзя было рассмотреть, кому он адресован.

– Вы от королевы? – спросил Мазарини, пытливо поглядывая на мушкетера.

– Я, монсеньор? Кто вам это сказал?

– Никто, но я знаю.

– Очень сожалею, но должен сказать вам, монсеньор, что вы ошибаетесь, – бесстыдно заявил гасконец, помнивший данное им Анне Австрийской обещание.

– Я сам видел, как вы шли по галерее.

– Это от того, что меня провели по потайной лестнице.

– А зачем?

– Не знаю; вероятно, тут какое-нибудь недоразумение.

Мазарини знал, что нелегко заставить д’Артаньяна сказать то, чего тот не хочет говорить; поэтому он на время отказался от попыток проникнуть в его тайну.