Онлайн книга «Двадцать лет спустя»
– Это ты, Планше? – вскричал лейтенант. – К вашим услугам, – ответил Планше, сияя, – если только я еще гожусь. – Может быть, – сказал д’Артаньян. – Но какого черта ты лазишь в семь часов утра по крышам, да еще в январе месяце? – Сударь, – сказал Планше, – надо вам знать… хотя, в сущности, вам, пожалуй, этого и знать не надо. – Что такое? – переспросил д’Артаньян. – Но сперва прикрой окно полотенцем и задерни занавеску. Планше повиновался. – Ну, говори же! – сказал д’Артаньян, когда тот исполнил приказание. – Сударь, скажите прежде всего, – спросил осторожно Планше, – в каких вы отношениях с господином де Рошфором? – В превосходных! Еще бы! Он теперь один из моих лучших друзей! – А! Ну тем лучше! – Но что общего имеет Рошфор с подобным способом входить в комнату? – Видите ли, сударь… Прежде всего нужно вам сказать, что господин де Рошфор в… Планше замялся. – Черт возьми, – сказал д’Артаньян. – Я отлично знаю, что он в Бастилии. – То есть он был там, – ответил Планше. – Как так был? – вскричал д’Артаньян. – Неужели ему посчастливилось бежать? – Ах, сударь, – вскричал, в свою очередь, Планше, – если это, по-вашему, счастье, то все обстоит благополучно! В таком случае нужно вам сказать, что вчера, по-видимому, за господином де Рошфором присылали в Бастилию… – Черт! Я это отлично знаю, потому что сам ездил за ним. – Но, на его счастье, не вы отвозили его обратно; потому что, если бы я узнал вас среди конвойных, то поверьте, сударь, что я слишком уважаю вас, чтобы… – Да кончай же, скотина! Что такое случилось? – А вот что. Случилось, что на Скобяной улице, когда карета господина де Рошфора пробиралась сквозь толпу народа и конвойные разгоняли граждан, поднялся ропот, арестант подумал, что настал удобный момент, сказал свое имя и стал звать на помощь. Я был тут же, услышал имя графа де Рошфора, вспомнил, что он сделал меня сержантом Пьемонтского полка, и закричал, что этот узник – друг герцога Бофора. Тут все сбежались, остановили лошадей, оттеснили конвой. Я успел отворить дверцу, Рошфор выскочил из кареты и скрылся в толпе. К несчастью, в эту минуту проходил патруль, присоединился к конвойным, и они бросились на нас. Я отступил к Тиктонской улице, они за мной, я вбежал в соседний дом, его оцепили, обыскали, но напрасно – я нашел в пятом этаже одну сочувствующую нам особу, которая спрятала меня под двумя матрацами. Я всю ночь или около того оставался в своем тайнике и, подумав, что вечером могут возобновить поиски, на рассвете спустился по водосточной трубе, чтобы отыскать сначала вход, а потом и выход в каком-нибудь доме, который бы не был оцеплен. Вот моя история, и, честное слово, сударь, я буду в отчаянии, если она вам не по вкусу. – Нет, напротив, – сказал д’Артаньян, – право же, я очень рад, что Рошфор на свободе. Но ты понимаешь, что, попадись ты теперь в руки королевских солдат, тебя без пощады повесят? – Как не понимать? Черт возьми! – воскликнул Планше. – Именно это меня и беспокоит, и вот почему я так обрадовался, что нашел вас; ведь если вы захотите меня спрятать, то никто этого не сделает лучше вашего. – Да, – сказал д’Артаньян. – Я, пожалуй, не против, хоть и рискую ни много ни мало, как моим чином, если только дознаются, что я укрываю мятежника. – Ах, сударь, вы же знаете, что я рискнул бы для вас жизнью. – Ты можешь даже прибавить, что не раз рисковал ею, Планше. Я забываю только то, что хочу забыть. Ну а об этом я хочу помнить. Садись же и ешь спокойно: я вижу, ты весьма выразительно поглядываешь на остатки моего ужина. – Да, сударь, потому что буфет соседки оказался небогат сытными вещами, и я с полудня съел всего лишь кусок хлеба с вареньем. Хоть я и не презираю сладостей, когда они подаются вовремя и к месту, ужин показался мне все же чересчур легким. – Бедняга! – сказал д’Артаньян. – Ну, ешь, ешь! – Ах, сударь, вы мне вторично спасаете жизнь. Планше уселся за стол и принялся уписывать за обе щеки, как в доброе старое время, на улице Могильщиков. Д’Артаньян прохаживался взад и вперед по комнате, придумывая, какую бы пользу можно было извлечь из Планше в данных обстоятельствах. Тем временем Планше добросовестно трудился, чтобы наверстать упущенное время. Наконец он испустил тот удовлетворенный вздох голодного человека, который свидетельствует, что, заложив прочный фундамент, он собирается сделать маленькую передышку. – Ну, – сказал д’Артаньян, полагавший, что настало время приступить к допросу, – начнем по порядку: известно ли тебе, где Атос? – Нет, сударь, – ответил Планше. – Черт! Известно ли тебе, где Портос? – Тоже нет. – Черт! Черт! А Арамис? – Ни малейшего понятия. – Черт! Черт! Черт! – Но, – сказал Планше лукаво, – мне известно, где находится Базен. – Как! Ты знаешь, где Базен? – Да, сударь. – Где же он? – В соборе Богоматери. – А что он делает в соборе Богоматери? – Он там причетник. – Базен причетник в соборе Богоматери! Ты в этом уверен? – Вполне уверен. Я его сам видел и говорил с ним. – Он, наверное, знает, где его господин! – Разумеется. Д’Артаньян подумал, потом взял плащ и шпагу и направился к двери. – Сударь, – жалобно сказал Планше. – Неужели вы меня покинете? Подумайте, мне ведь больше не на кого надеяться. – Но здесь не станут тебя искать, – сказал д’Артаньян. – А если сюда кто войдет? – сказал осторожный Планше. – Никто не видел, как я вошел, и ваши домашние примут меня за вора. – Это правда, – сказал д’Артаньян. – Слушай, знаешь ты какое-нибудь провинциальное наречие? – Лучше того, сударь, я знаю целый язык, – сказал Планше, – я говорю по-фламандски. – Где ты, черт возьми, выучился ему? – В Артуа, где я сражался два года. Слушайте: «Goeden morgen, myn heer! Ik ben begeeray te weeten the ge sond hects omstand». – Что это значит? – «Добрый день, сударь, позвольте осведомиться о состоянии вашего здоровья». – И это называется язык! – сказал д’Артаньян. – Но все равно, это очень кстати. Он подошел к двери, кликнул слугу и приказал позвать прекрасную Мадлен. – Что вы делаете, сударь, – вскричал Планше, – вы хотите доверить тайну женщине! |