Книга Двадцать лет спустя, страница 75 – Александр Дюма

Перед его глазами все еще стояли пролетавшие люди и лошади, словно смерч, словно буря, опрокинувшая его одним своим порывом, и он повторял слабым голосом: «Торопитесь, дети мои: я очень страдаю».

После каждой такой жалобы вокруг него с новой силой раздавались вопли и проклятия.

Не без труда удалось протиснуться к дому Бруселя. Все жители квартала бросились к окнам и дверям, привлеченные шумом толпы, наводнившей улицу. В окне дома Бруселя появилась старая служанка, которая кричала изо всех сил, и пожилая женщина, которая горько плакала. Обе они с явной тревогой, хотя и выражаемой разными способами, расспрашивали толпу, из которой отвечали им лишь громкими нечленораздельными криками.

Но едва только возле дома появился несомый восемью людьми советник, бледный, с погасшим взором, как добрая госпожа Брусель упала в обморок, а служанка, воздев руки к небу, бросилась по лестнице навстречу своему хозяину. «Господи, господи, – кричала она, – хоть бы Фрике был здесь и сбегал за доктором!»

Фрике был здесь. Где же обойдется дело без парижского сорванца?

Фрике, разумеется, воспользовался троицыным днем, чтобы выпросить отпуск у хозяина таверны. В отпуске ему отказать было нельзя, так как по условию он получал свободу по большим праздникам, четыре раза в году.

Фрике находился во главе шествия. Он, конечно, сам подумал, что надо бы сбегать за доктором, но в конце концов гораздо веселее было кричать во всю глотку: «Убили господина Бруселя! Господина Бруселя, отца народа! Да здравствует господин Брусель!» – чем шагать одному по темным улицам и тихо сказать человеку в темном камзоле: «Пойдемте, господин доктор, советник Брусель нуждается в вашей помощи».

К несчастью, Фрике, игравший в шествии видную роль, имел неосторожность взобраться на оконную решетку, чтобы подняться над толпой. Честолюбие его погубило: мать заметила его и послала за доктором.

Затем она схватила советника в охапку и собралась тащить его наверх, но на лестнице советник неожиданно встал на ноги и заявил, что может подняться и сам. Он просил служанку только об одном: уговорить народ разойтись. Но та не слушала его.

– О мой бедный хозяин! Дорогой мой хозяин! – кричала она.

– Да, милая, да, Наннета, – бормотал Брусель, пытаясь ее утихомирить, – успокойся, все это пустяки.

– Как я могу успокоиться, когда вас раздавили, растоптали, растерзали!

– Да нет же, нет, – уговаривал ее Брусель, – ничего не случилось.

– Как же ничего, когда вы весь в грязи! Как же ничего, когда у вас голова в крови! Ах, господи, господи, бедный мой хозяин!

– Замолчи наконец! – сказал Брусель. – Замолчи!

– Кровь, боже мой, кровь! – кричала Наннета.

– Доктора! Хирурга! Врача! – ревела толпа. – Советник Брусель умирает! Мазаринисты убили его!

– Боже мой, – восклицал Брусель в отчаянии, – из-за этих несчастных мой дом сожгут!

– Подойдите к окну и покажитесь им, хозяин!

– Нет, уж от этого я воздержусь, – ответил Брусель. – Показываться народу – это дело королей. Скажи им, что мне лучше, Наннета, скажи им, что я пойду не к окну, а в постель, и пусть они уходят.

– А зачем вам нужно, чтобы они ушли? Ведь они собрались в вашу честь.

– Ах! Неужели ты не понимаешь, что меня из-за них повесят? – твердил в отчаянии Брусель. – Видишь, вот и советнице стало дурно!

– Брусель! Брусель! – вопила толпа. – Да здравствует Брусель! Доктора Бруселю!

Поднялся такой шум, что опасения Бруселя не замедлили оправдаться. На улице появился взвод гвардейцев и ударами прикладов разогнал беззащитную толпу.

При первом крике: «Гвардейцы, солдаты!» – Брусель, боясь, как бы его не приняли за подстрекателя, забился в постель, не сняв даже верхней одежды.

Благодаря вмешательству гвардейцев старой Наннете, после троекратного приказа Бруселя, удалось наконец закрыть наружную дверь. Но едва лишь она заперла дверь и поднялась к хозяину, как кто-то громко постучался.

Госпожа Брусель, придя в себя, разувала своего мужа, сидя у его ног и дрожа как лист.

– Посмотрите, кто там стучит, Наннета, – сказал Брусель, – и не впускайте чужих людей.

Наннета выглянула в окно.

– Это господин президент, – сказала она.

– Ну, его стесняться нечего, откройте дверь.

– Что они с вами сделали, милый Брусель? – спросил, входя, президент парламента. – Я слышал, вас чуть не убили!

– Они явно покушались на мою жизнь, – ответил Брусель со стоической твердостью.

– Бедный друг! Они решили начать с вас. Но каждого из нас ждет та же участь. Они не могут победить нас всех вместе и решили погубить каждого порознь.

– Если только я поправлюсь, – сказал Брусель, – я, в свою очередь, постараюсь раздавить их тяжестью своего слова.

– Вы поправитесь, – сказал Бланмениль, – и они дорого заплатят за это насилие.

Госпожа Брусель плакала горючими слезами, Наннета бурно рыдала.

– Что случилось? – воскликнул, поспешно входя в комнату, красивый и рослый молодой человек. – Отец ранен?

– Перед вами жертва тирании, – ответил Бланмениль, как истый спартанец.

– О! – вскричал молодой человек. – Горе тем, кто тронул вас, батюшка!

– Жак, – произнес советник, – пойдите лучше за доктором, друг мой.

– Я слышу крики на улице, – сказала служанка, – наверное, это Фрике привел доктора…. Нет, кто-то приехал в карете!

Бланмениль выглянул в окно.

– Это коадъютор! – воскликнул он.

– Господин коадъютор! – повторил Брусель. – Ах, боже мой, да пустите же, я пойду к нему навстречу!

И советник, забыв о своей ране, бросился бы встречать г‑на де Реца, если бы Бланмениль не остановил его.

– Ну-с, дорогой Брусель, – сказал коадъютор, входя, – что же случилось? Говорят о засаде, об убийстве? Здравствуйте, господин Бланмениль. Я заехал за своим доктором и привез его вам.

– Ах, сударь! – воскликнул Брусель. – Вы оказываете мне слишком высокую честь! Действительно, меня опрокинули и растоптали мушкетеры короля.

– Вернее, мушкетеры кардинала, – возразил коадъютор. – Вернее, мазаринисты. Но они поплатятся за это, будьте покойны. Не правда ли, господин Бланмениль?

Бланмениль хотел ответить, как вдруг отворилась дверь, и лакей в пышной ливрее доложил громким голосом:

– Герцог де Лонгвиль.

– Неужели? – вскричал Брусель. – Герцог здесь? Какая честь для меня!

– Ах, монсеньор! Я пришел, чтобы оплакивать участь нашего доблестного защитника, – сказал герцог. – Вы ранены, милый советник?

– Что с того! Ваше посещение излечит меня, монсеньор.