Онлайн книга «Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Часть 1»
|
Когда король проезжал мимо, незнакомец высунулся в окно, чтобы лучше видеть, потом закрыл лицо руками. Сердце его переполнилось горькой завистью. Его опьяняли звуки труб, оглушали восторженные крики народа; он на мгновение словно потерял рассудок среди этого шума, блеска и роскоши. – Да, он – король! Король! – прошептал незнакомец с тоскливым отчаянием. Прежде чем он вышел из мрачной задумчивости, весь этот шум и все великолепие исчезли. На перекрестке внизу под окнами незнакомца раздавались только нестройные хриплые голоса, время от времени кричавшие: – Да здравствует король! Осталось также всего шесть факелов в руках обитателей «Гостиницы Медичи»: два в руках Крополя, один у Питрино и по одному у каждого поваренка. Крополь беспрестанно повторял: – Как хорош король! Как он похож на своего славного родителя. – Гораздо лучше, – твердил Питрино. – И какая гордость в лице! – говорила г-жа Крополь, вступившая уже в пересуды с соседями и соседками. Крополь выражал свои впечатления, не замечая старика с ирландской лошадью на поводу, старавшегося пробраться сквозь толпу женщин и мужчин, стоявшую перед «Гостиницей Медичи». В эту минуту из окна раздался голос незнакомца: – Хозяин, дайте возможность войти в вашу гостиницу. Крополь повернулся и, увидев старика, дал ему дорогу. Окно закрылось. Старик молча вошел. Незнакомец встретил старика на лестнице, заключил его в свои объятия и провел в комнату прямо к креслу. Тот не захотел сесть. – Нет, нет, милорд, – сказал он. – Мне сидеть в вашем присутствии? Ни за что! Ни за что! – Парри! – воскликнул незнакомец. – Прошу тебя, сядь! Ты приехал из Англии… из такой дали… Ах! Не в твои лета переносить такие невзгоды, какие тебе приходится терпеть на службе у меня!.. Отдохни!.. – Прежде всего я должен дать вам отчет, милорд… – Парри… умоляю тебя… не говори мне ничего… Если бы ты привез хорошее известие, ты заговорил бы иначе. Значит, вести твои печальные. – Милорд, – остановил его старик, – не торопитесь огорчаться. Не все еще потеряно. Надо запастись волей, терпением, а главное – покорностью судьбе. – Парри, – отвечал незнакомец, – я пробрался сюда один, сквозь тысячу засад и опасностей. Веришь ли ты, что у меня есть воля? Я думал об этом путешествии десять лет, невзирая на предостережения и препятствия: веришь ли ты в мое терпение? Сегодня вечером я продал последний брильянт моего отца, потому что мне нечем было заплатить за квартиру и трактирщик выгнал бы меня. Парри вздрогнул от негодования. Молодой человек ответил ему пожатием руки и улыбкой. – У меня остается еще двести семьдесят четыре пистоля, и мне кажется, что я богат; я не отчаиваюсь, Парри. Веришь ли ты, что я покорен судьбе? Старик поднял дрожащие руки к небу. – Говори, – попросил незнакомец, – не скрывай от меня ничего. Что случилось? – Рассказ мой будет очень краток, милорд. Но ради бога, не дрожите так! – Я дрожу от нетерпения, Парри. Говори же скорее: что сказал тебе генерал? – Сначала он не хотел меня принимать. – Он подумал, что ты шпион? – Да, милорд. Но я написал ему письмо. – Ты обстоятельно изложил в нем мое положение и мои желания? – О да! – отвечал Парри с печальной улыбкой. – Я описал все и точно изложил вашу мысль… – И что же, Парри? – Генерал вернул мне письмо через своего адъютанта и передал мне, что велит арестовать меня, если я еще хоть день пробуду в тех местах, где он командует. – Арестовать! – прошептал молодой человек. – Арестовать!.. Тебя… самого верного из моих слуг! – Да, милорд! – И ты подписал письмо своим именем, Парри? – Полностью, милорд. Адъютант знавал меня в Сент-Джемсе и, – прибавил старик с глубоким вздохом, – в Уайтхолле! Молодой человек опустил голову и печально задумался. – Да, так поступил Монк при посторонних, – сказал он, пытаясь обмануть самого себя. – Но наедине… что он сделал? Говори. – Увы, милорд, – отвечал Парри, – он прислал четырех всадников, и они дали мне лошадь, на которой я приехал сюда, как вы изволили видеть. Всадники доставили меня галопом до небольшой пристани Тенби, там скорее бросили, чем посадили, в рыбачью лодку, которая отправлялась во Францию, в Бретань, и вот – я здесь! – О! – прошептал молодой человек, конвульсивно прижимая руку к груди, чтобы из нее не вырвался стон. – И больше ничего, Парри? – Ничего, милорд. После этого немногословного ответа Парри наступило продолжительное молчание. Слышен был только стук каблуков незнакомца, в бешенстве шагавшего по паркету. Старик хотел переменить разговор, пробуждавший слишком мрачные мысли. – Милорд, – спросил он, – что это за шум в городе? Что это за люди кричат: «Да здравствует король!»? О каком короле идет речь? И почему такая иллюминация? – Ах, Парри, ты не знаешь, – иронически ответил молодой человек. – Французский король посетил свой добрый город Блуа; все эти золоченые седла, все эти трубные звуки – в его честь; шпаги всех этих дворян принадлежат ему. Его мать едет перед ним в карете, роскошно украшенной золотом и серебром. Счастливая мать! Министр собирает для него миллионы и везет его к богатой невесте. Вот отчего радуется весь этот народ. Он любит своего короля, встречает его восторженными возгласами, кричит: «Да здравствует король! Да здравствует король!» – Хорошо, хорошо, милорд, – сказал Парри, еще более смущенный такими словами. – Ты знаешь, – продолжал незнакомец, – что во время этого праздника в честь короля Людовика Четырнадцатого моя мать и моя сестра сидят без денег, без хлеба. Ты знаешь, что через две недели, когда всей Европе станет известно то, что ты рассказал мне сейчас, я буду обесчещен и осмеян… Парри!.. Бывали ли примеры, чтобы человек моего звания был принужден… – Милорд, умоляю вас… – Ты прав, Парри, я жалкий трус, и если я сам ничего не делаю для себя, то кто поможет мне? Нет, нет, Парри, у меня есть руки… есть шпага… И, с силой ударив себя по руке, он снял со стены шпагу. – Что вы хотите сделать, милорд? – Что я хочу сделать, Парри? То, что все делают в моем семействе. Моя мать живет общественным подаянием; сестра моя собирает милостыню для матери; где-то у меня есть еще братья, которые тоже питаются милостыней. И я, старший в роде, тоже примусь, подражая им, собирать подаяние. С этими словами, перешедшими в жуткий нервный смех, молодой человек пристегнул шпагу, взял шляпу с сундука, набросил на плечи черный плащ, который он носил в пути и, пожав обе руки старику, смотревшему на него с тревогой, попросил: |