
Онлайн книга «Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Часть 1»
Эта шутка утешила некоторых. Поставили караулы, разослали патрули, и генерал продолжал свой скудный ужин в открытой палатке. Между его лагерем и неприятельским возвышалось старинное Ньюкаслское аббатство. Оно стояло на обширном участке, обособленном как от долины, так и от реки: это было почти сплошное болото. Но между лужами, покрытыми высокой травой, осокой и тростником, находились полосы твердой земли, превращенные в огород, в парк и в сад аббатства. Аббатство напоминало огромного паука, имевшего совершенно круглое туловище, от которого в разные стороны идут ноги неравной длины. Самую длинную ногу представлял огород, простиравшийся до самого лагеря Монка. К несчастью, было только начало июня, и в заброшенном огороде еще ничего не созрело. Монк приказал стеречь это место, потому что оно было наиболее удобным для внезапного нападения. За аббатством виднелись огни неприятельского лагеря, а между лагерем и аббатством под сенью зеленых дубов вилась река Твид. Монк превосходно изучил позицию Ньюкасла и его окрестности, не раз уже служившие ему главной квартирой. Он знал, что днем, может быть, неприятель предпримет рекогносцировку и около аббатства произойдет стычка, но ночью он не решится явиться сюда. Поэтому Монк чувствовал себя в безопасности. Солдаты могли видеть, как он после ужина, то есть пожевав табак, заснул, сидя в кресле, подобно Наполеону под Аустерлицем, при свете ночника и луны, поднимавшейся на горизонте. Было около половины десятого вечера. Вдруг Монка вывела из дремоты, быть может притворной, толпа солдат, прибежавших с веселыми криками и топотом. Генерал тотчас открыл глаза. – Что случилось, дети мои? – спросил Монк. – Генерал, добрая новость! – А! Не прислал ли Ламберт сказать, что даст завтра сражение? – Нет, но мы захватили рыбаков, которые везли рыбу в Ньюкаслский лагерь. – Напрасно, друзья мои. Лондонские господа – люди деликатные и любят поесть. Вы приведете их в дурное настроение, и они будут беспощадны к нам. Гораздо разумнее будет отослать к Ламберту рыбу и рыбаков, если только… Генерал задумался. – Скажите-ка мне, что это за рыбаки? – Пикардийские моряки. Они ловили рыбу у французских и голландских берегов; их загнало сюда бурею… – А говорят они по-английски? – Их старшина обратился к нам по-английски. Генерал становился все более подозрительным. – Хорошо, – продолжал он, – я хочу видеть этих людей. Приведите их ко мне. Офицер отправился за рыбаками. – Сколько их? – спросил Монк. – Какое у них судно? – Их человек десять или двенадцать, генерал; они на голландском рыбачьем судне, как нам показалось. – И вы говорите, что они везли рыбу в лагерь Ламберта? – Да, и у них, кажется, хороший улов. – Посмотрим, посмотрим, – сказал Монк. Офицер вернулся, ведя с собою старшину рыбаков, человека лет пятидесяти или пятидесяти пяти, выглядевшего крепким молодцом. Он был среднего роста, в куртке из плотной шерстяной материи; шапка была надвинута на лоб. На поясе висел большой нож. Он шел обычной матросской поступью, слегка неуверенной на суше и такой крепкой, словно каждым шагом вбивал сваю. Монк устремил на рыбака хитрый и проницательный взгляд и долго смотрел на него. Рыбак улыбался той полухитрой, полуглупой улыбкой, которая свойственна французским крестьянам. – Ты говоришь по-английски? – спросил Монк на очень чистом французском языке. – Очень плохо, милорд, – отвечал рыбак. Ответ был произнесен быстро и отрывисто, как говорят в провинциях за Луарой, а не медленно и протяжно, как в западных и северных провинциях Франции. – Но все-таки говоришь? – спросил Монк еще раз, чтобы хорошенько прислушаться к выговору рыбака. – Мы, моряки, говорим немножко на всех языках, – отвечал рыбак. – Так ты рыбак? – Сегодня рыбак, милорд, и неплохой рыбак! Я поймал морского окуня фунтов в тридцать и множество мелкой рыбы. Из этого можно изготовить недурной ужин. – Ты, кажется, чаще удил в Гасконском заливе, чем в Ла-Маншском проливе? – сказал ему Монк с улыбкой. – Это правда, я с юга Франции. Но разве это мешает быть хорошим рыбаком, милорд? – О нет, и я покупаю у тебя весь улов. Говори откровенно: куда ты вез рыбу? – Скажу правду, милорд: я направлялся в Ньюкасл. Моя барка шла вдоль берега, когда нас заметили ваши кавалеристы и, грозя мушкетами, приказали повернуть к вам в лагерь. Так как при мне не было оружия, – добавил рыбак с улыбкой, – пришлось подчиниться. – А почему ты ехал к Ламберту, а не ко мне? – Не стану скрывать, милорд, если позволите говорить откровенно. – Позволяю – и даже приказываю. – Я ехал к Ламберту, потому что лондонские господа едят хорошо и платят хорошо, а вы, шотландцы, пресвитериане, пуритане, не знаю, как вас назвать, едите плохо и платите еще хуже. Монк пожал плечами, с трудом скрывая улыбку. – Но скажи мне, как ты, южанин, попал к нашим берегам? – Я имел глупость жениться в Пикардии. – Но Пикардия все же не Англия. – Милорд! Человек спускает судно в море, а бог и ветер несут его, куда им угодно. – Так ты направлялся не сюда? – И не думал! – А куда? – Мы возвращались из Остенде, где уже начался лов макрели, как вдруг сильный южный ветер погнал нас от берега. С ветром не поспоришь; мы пошли, куда он понес нас. Чтобы рыба не пропала, надо было продать ее в ближайшем английском порту. Всего ближе был Ньюкасл. Случай-то вышел неплохой: ходили слухи, что и в лагере, и в городе народу тьма и дворяне изголодались. Вот я и направился в Ньюкасл. – А где твои товарищи? – Они остались на судне; ведь они простые матросы, ничего не знают. – А ты знаешь? – спросил Монк. – О, я! – отвечал моряк с улыбкой. – Я много шатался по свету с покойным отцом и умею на всех европейских языках назвать экю, луидор и двойной луидор. Зато экипаж слушается меня, как оракула, и повинуется, точно я адмирал. – Так ты сам выбрал Ламберта, потому что он хорошо платит? – Разумеется. И положа руку на сердце, милорд, признайтесь: разве я ошибся? – Увидишь после. – Во всяком случае, милорд, если я ошибся, так я и виноват, а товарищи мои ни при чем. «Он очень неглуп», – подумал Монк. Помолчав несколько минут и продолжая разглядывать рыбака, он спросил: |