Онлайн книга «После измены»
|
Анюта замолчала, а потом всхлипнула: – Ну как же ты можешь! Она нажала на отбой, а я подумала: «Истеричная у меня получилась девочка». И опять все жалеют его. Ножку повредил, бедняжка! Сейчас все расстроятся и бросятся его спасать и жалеть, а я опять попаду в список обидчивых стерв. Я вошла в лифт и в который раз подумала: «Как же я устала от всего этого! Очередная мышиная возня. Очередные осуждения и обсуждения! Когда же меня все оставят в покое!» Как выяснилось – никогда. Телефон разрывался. Звонили мама, сестра, подруги. Анюта всех оповестила, ни про кого не забыла. Все тревожились: «Ах, перелом сложный, в трех местах, осколки в голени, нужна операция». Как не вспомнить: «У него не закрытый, а открытый перелом». Даже смешно! Я вырубила телефон и легла спать. Не тут-то было! Уснуть не получалось, за снотворным вставать неохота. Вот лежи и майся! Мучайся совестью! А ведь и правда – нехорошо! Человек-то не чужой. В таких случаях и чужим помогают! А кто, собственно, он? Не друг, не родственник, не действующий и даже не бывший муж. Каков его статус на сегодняшний день? А, сообразила – отец моего ребенка! Дед моего будущего внука! Вот это уже кое-что! А когда-то был и муж, и родственник, и друг! Как все меняется. Ладно, черт с вами! Завтра поеду в больницу. Только для того, чтобы вы все от меня отстали! Утром голова гудела, как пивной котел. Ничего, холодный душ, две чашки крепкого кофе, пару приседаний. Суставы жалобно заскрипели. Молодуха, прости господи, а все туда же! Так. Что везти тяжелобольному? Сварила молодую картошку, положила в термос. Вымыла клубнику, пересыпала сахаром. Подсластим болезному жизнь. По дороге купила соку и воды. Больница находилась на другом конце города. На метро тащиться не хотелось, я с тоской посмотрела на свою припаркованную во дворе машину. Нет. Метро. Не хочу в машину. Подарок ко дню рождения от любимого, точнее – от любящего мужа. Я зашла в палату. Он спал – как всегда, откинув назад голову и приоткрыв рот. Я села на стул возле кровати, посмотрела внимательно на спящего и поймала себя на том, что пытаюсь понять – что я в этот момент ощущаю. Бледный, щетина третьего дня, под глазами черные круги. Во сне морщится и постанывает. Больно, понятно. На тумбочке полупустой стакан с мутным остывшим чаем и алюминиевая ложка с погнутым черенком. В палате душно, воздух спертый и пахнет лекарствами. А чем еще может пахнуть в районной больнице? «Надо переводить его, – подумала я. – Конечно, надо. В Боткинскую, к Борису Марковичу. Борис – травматолог и заведующий отделением. И ко всему прочему, старый и верный друг». Он открыл глаза, и я увидела в них испуг, самый настоящий животный испуг. Даже вздрогнула от неожиданности. Он попробовал приподняться на подушке и ойкнул. – Да лежи ты, господи! – остановила его я. Он смущенно кашлянул: – Привет! – Здрасти, коль не шутишь. – Я изо всех сил старалась взять легкий, шутливый тон. – Не до шуток. – Он попытался улыбнуться, но вышло как-то беспомощно. – Членовредительством занимаешься? Чтобы пожалели и простили, – продолжала шутить я. Он кивнул. – Голодный? – Да, наверное. – Он так и не мог собраться. – В смысле – точно, голодный. Пытался проглотить утром застывшую кашу, пшенную, кажется. Толком непонятно. Не смог – как ни старался. Я достала термос с картошкой, огляделась в поисках тарелки. Тарелки не было. – Пойду раздобуду посуду. – Я направилась в столовую. – Хлеба возьми, пожалуйста! – жалобно крикнул он мне вслед. В столовой, обозванной буфетом, молодая девица в запятнанном фартуке, окинув меня критичным и презрительным взглядом, неохотно протянула тарелку. – Девушка, мне бы еще вилку… – А вилку из дома несите! Нету у нас ни вилок, ни ножей! Все из дома носют. – А почему нет? – удивилась я. – Раньше же были! – Раньше! – Девица осуждающе покачала головой. – Вы еще чего-нибудь вспомните! Раньше… – опять возмутилась она. – Раньше и сады были бесплатные, и курорты. И колбаса не дорожала раз в месяц! И в больницах вата была и таблетки! – А сейчас? – Отсутствие ваты и таблеток меня испугало. – А сейчас – ка-пи-та-лизьм! – проговорила по складам девица. – Или вы не заметили? – Заметила. – Мне хотелось прервать как можно скорее этот пустой разговор. – А хлеба можно? – А хлеб – в булочной! – Девица явно не собиралась проявлять вежливость, однако протянула мне два куска черного. – Спасибо! – сердечно поблагодарила я и, не удержавшись, добавила: – И за тарелку, и за хлеб, и за политинформацию. Узнала много нового и интересного, и все – благодаря вам! Теперь у меня не оставалось сомнений в том, что надо срочно звонить Борису. Срочно. Переводить – сегодня же, пока до смерти не залечили. Бесплатная медицина, мать вашу! Леня жадно ел пустую картошку с хлебом, и я подумала, как глупо было не принести ему чего-нибудь посолиднее и посытнее. – Давай схожу в магазин? – предложила я. – Просто посиди. – Он закрыл глаза. «Устал», – подумала я. Леня, не открывая глаз, сказал: – Смотрел бы на тебя, не отрываясь. Так соскучился. А не могу. Стыдно. – И правильно, – откликнулась я. – Значит, совесть твоя еще не стала рудиментом! – Хорошо, что ты шутишь! – отозвался он. – Спасибо тебе за это. – Обращайтесь! – усмехнулась я и добавила: – А о чем нам сейчас говорить? О нашей с тобой жизни? Не к месту вроде. – А у нас есть с тобой еще «наша жизнь»? – тихо спросил он. – Есть. А куда она делась? Просто она теперь другая, эта жизнь. Но – есть. Только не знаю, хорошо это или плохо, то, что она есть. – Хорошо, – проговорил он. – Ну, тебе виднее! Я побеседовала с молодым и каким-то дерганым, куда-то спешащим врачом, пыталась разобраться в терминах, понять ситуацию и решить, как действовать дальше. Поняла, что затягивать с переводом в Боткинскую нельзя, тем более что речь идет об операции. Я дозвонилась Борису, и тот, как всегда, предельно четко объяснил, как надо действовать, – добровольный отказ от лечения, перевозка на платной «Скорой», не брать никаких документов – все равно на месте будут свежие снимки и обследования. – Все решим, не волнуйся! – успокоил он меня и пообещал к завтрашнему утру приготовить палату. Я успокоилась. Когда понятен план, можно начинать действовать. Я объяснила ситуацию «больному» – так я теперь к нему обращалась. Назвать его по имени мне было непросто. |