
Онлайн книга «После измены»
– Ладно тебе, мам! Не злись! – примирительно попросила дочь. – Я же не виновата в том, что его люблю! – Знаешь, а я ведь тоже ни в чем не виновата! – Успокоиться мне вряд ли удастся. – Ну, вот совсем ни в чем! Даже если начать придираться! Дочь пожала плечами: – Не заводись! Я тебя ни в чем и не обвиняю. – И тихо спросила: – А как у вас вообще? – Никак! – резко бросила я. – Просто никак, и все. Не о чем говорить. Живем рядом, в соседних комнатах. Общаемся по делу. Никаких лишних разговоров и выяснений, понимаешь? Просто – обычная жизнь! – Это не жизнь! – Дочь выглядела расстроенной. – По крайней мере, не ваша жизнь. – Извините! Я тут вообще-то ни при чем. – Все всегда при чем, – твердо сказала дочь. Философ! Бердяев доморощенный! Я села перекусить на кухне. Леня вошел на костылях – медленно, каждое движение давалось ему с очевидным трудом. – Обедаешь? – Так, перекус. Ты же знаешь, обедать я не люблю. – А что меня на перекус не пригласила? – Да как-то… – Я даже не нашла что ответить. – Ты же в комнате обедаешь! – Вместе веселее, – попытался пошутить он. – Ну, это кому как, – отрезала я. И добавила: – Хорошо, что ты не сказал слово «раньше». – Ну на это у меня ума хватило! Хотя ты права – раньше было лучше. Во всех смыслах. – «Раньше» было раньше, – безжалостно проговорила я. – А теперь – это теперь. Здесь и сейчас. И семейные ужины пока в мои планы не входят. Извини! – Спасибо за «пока», – ответил он. Я решила остановиться – язвить и комментировать не стала. Просто встала из-за стола и поставила тарелку и чашку в раковину. Блажен, кто верует! Ох, как же все непросто! Никакого взаимопонимания и консенсуса! А на улице совсем настоящая весна! Теплынь, запахи, молодая листва. Как я раньше любила эту пору! Самое рождение новой природы! Первые цветы и первая трава. Все пока еще юное и свежее. И столько впереди надежд на обновление! Как я торопилась на дачу! Как собиралась туда! Как мы все любили этот первый дачный выезд после зимы! Муж мариновал шашлыки и покупал молодое вино. Я обязательно пекла сладкий пирог. Выйдя из машины, не могла надышаться. Гладила листву, нюхала первоцветы – пеструю примулу и молодые нарциссы. Потом дружно собирали прелые листья и траву, убирали в доме, распахивали окна и топили камин. Муж разжигал мангал, я накрывала на стол. Все казалось таким обыкновенным, рядовым и естественным. А потом оказалось, что это и было самым настоящим и реальным счастьем, которое я как-то и не замечала – ну есть и есть! Что в этом особенного? А особенным было, оказывается, все. И даже ни разу не пришла в голову мысль об этом задуматься! А мужа все тянет на душевные разговоры! От безделия, наверное. Совсем замаялся. Пару раз начинал: – А помнишь?.. Я обрывала: – Не помню! Он обиженно замолкал. Сам он был почти в порядке. Уже передвигался не с костылями, а с палкой, и довольно резво. Ел на кухне, дышал на балконе. Телевизор смотрел в гостиной на диване. Уже выходили на улицу. Сели во дворе на лавочку. Он закрыл глаза и взял меня за руку. Я против обыкновения руку не выдернула, подумала: «Черт с тобой, балдей». Он спросил: – Ир, ну а что дальше? Я промолчала. – Сколько будет продолжаться эта мука и этот кошмар? – не успокаивался он. Я возмутилась. – А я не знаю! Вот честно – не знаю. Мука и кошмар у меня длятся уже полтора года. Первые полгода – когда ты бегал к ней из нашего дома. Когда врал, что едешь в командировку. Потом – когда ушел туда с вещами и прожил там полгода. Дальше – еще хуже. Когда ты передумал строить новую жизнь и возжелал старой. Хуже потому, что к тому времени я стала успокаиваться и постепенно приходить в себя. Стала привыкать к новой жизни и к своему новообретенному статусу брошенной жены. А ты – передумал. Просто взял и передумал! Делов-то! Сломали – построим. Починим, подлатаем. И заживем дальше. Как раньше. А как раньше не получается. Вот незадача! Баба-то оказалась упрямой. Обидчивой оказалась, злопамятной. Не может проглотить, ну не может! Вот застряло у неумной в горле и не проскакивает. А тебе ждать надоело! Сколько можно, в конце концов. И каялся, и молил, и просил прощения. На коленях стоял. А она… – Я замолчала. – Ладно, – проговорил он. – Я понял. – Да? – удивилась я. – Понятливый, значит. – Я понял, да. Не волнуйся. Больше я тебя не напрягу. Я уезжаю на дачу. – Развернулся и поковылял в квартиру. – Счастливого пути! – крикнула я ему вдогонку. И тихо добавила: – Перо тебе. Для ускорения. – Я тоже поднялась в дом, зашла в кабинет и плотно закрыла дверь. Включила телевизор – громко, чтобы ничего не слышать. И чтобы он ничего не слышал. В том числе – моих слез. Хлопнула входная дверь. Я подошла к окну. Он медленно вышел из подъезда, волоча по земле плотно набитую спортивную сумку. Открыл дверцу машины и неловко сел в кресло, осторожно двинулся. «Вот и все, – подумала я. – Вот и все. Все приличия соблюдены, долг исполнен. Чудес не произошло. Его снова нет в моей жизни. Я снова одна в пустой квартире. Доигралась? Добилась, чего хотела? Вот теперь – вой волком». И я завыла. * * * У меня все хорошо! Нет, правда, все отлично. Я бодро рапортую всей родне – маме, дочке, сестре. Раз я так этого хотела, значит, мне так легче. Я вполне имею право думать сейчас о себе. Все долги розданы. Душа и помыслы чисты. Совесть – вообще сверкает. А я продолжаю жить. И мне, знаете ли, вполне неплохо. Комфортно вполне. Я сплю, ем, убираю квартиру, смотрю сериалы и читаю детективы. Да, и еще – всякие журналы о тяжелой женской доле. Письма читательниц и истории из жизни. Я с вами, мои соплеменницы! Я ничуть не лучше вас. И ничуть не счастливее! Вас это успокаивает? Лично меня – да! Вот, даже сварила рассольник. Правда, есть неохота… Отвезла целую трехлитровую банку Анюте. Они были счастливы до небес. Особенно – Эдик. Да, еще поехала в центр и в дорогущей кондитерской купила целую коробку пирожных. Эклер, наполеон, картошку, тирамису и чизкейк. Буду смотреть киношку и есть весь этот ужас. Пока не съем, не успокоюсь. Еще заказала в Интернете три серебряных кольца и серьги. Вот на фига, спрашивается? У меня в спальне целая шкатулка со всяким добром. Ведь почти ничего не ношу – некуда. А тут развлеклась. И хорошо, порадовалась. Целый вечер игралась, как дитя. Или – как выжившая из ума старуха. И еще хорошо, что хожу дома как бомжиха: не крашусь, не причесываюсь, не одеваюсь. В старой майке и допотопных трениках. Вот где кайф-то! |