Онлайн книга «Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Часть 5»
|
– И король им доволен? – В восторге! – Быть может, он поручил рассказать мне об этом? – Нет, для этого он нашел бы более достойного вестника, монсеньор. – Вы скромничаете, господин д’Артаньян. – Это ваша постель? – Да, но почему вы задаете такие вопросы? Быть может, вы недовольны вашей постелью? – Можно ли говорить откровенно? – Конечно. – В таком случае вы правы, я недоволен ею. Фуке вздрогнул. – Господин д’Артаньян, возьмите, сделайте одолжение, мою комнату! – Лишить вас вашей собственной комнаты! О нет, никогда! – Что же делать? – Разрешите мне разделить ее с вами. Фуке пристально посмотрел в глаза мушкетеру. – А-а, вы только от короля? – Да, монсеньор. – И король изъявил желание, чтобы вы спали у меня в комнате? – Монсеньор… – Отлично, господин д’Артаньян, отлично, вы здесь хозяин. – Уверяю вас, монсеньор, что я не хотел бы злоупотреблять… Обращаясь к камердинеру, Фуке произнес: – Вы свободны! Камердинер ушел. – Вам нужно переговорить со мною, сударь? – спросил Фуке. – Мне? – Человек вашего ума не приходит в ночную пору к такому человеку, как я, не имея к этому достаточных оснований. – Не расспрашивайте меня. – Напротив, буду расспрашивать. Скажите наконец, что вам нужно? – Ничего. Лишь ваше общество. – Пойдемте тогда в сад или в парк, – неожиданно предложил Фуке. – О нет, – с живостью возразил мушкетер, – нет, нет. – Почему? – Знаете, там слишком прохладно… – Вот оно что! Сознайтесь, что вы арестовали меня? – Никогда! – Значит, вы приставлены сторожить меня? – В качестве почетного стража, монсеньор. – Почетного?.. Это другое дело. Итак, меня арестовывают в моем собственном доме? – Не говорите этого, монсеньор. – Напротив, я буду кричать об этом. – Если вы будете об этом кричать, я буду вынужден предложить вам умолкнуть. – Так! Значит, насилие в моем собственном доме? Превосходно! – Мы друг друга не понимаем. Вот тут шахматы: давайте сыграем партию, монсеньор. – Господин д’Артаньян, выходит, что я в немилости? – Совсем нет. Но… – Но мне запрещено отлучаться? – Я не понимаю ни слова из того, что вы мне говорите. Если вы желаете, чтобы я удалился, скажите мне прямо об этом. – Дорогой господин д’Артаньян, ваше поведение сводит меня с ума. Я хочу спать, я падаю от усталости. Вы разбудили меня. – Я никогда бы не простил себе этого, и если вы хотите примирить меня с моей собственной совестью… – Что же тогда?.. – Тогда спите себе на здоровье в моем присутствии. Я буду страшно доволен. – Это надзор? – Знаете что, я, пожалуй, уйду. – Не понимаю вас. – Покойной ночи, монсеньор. И д’Артаньян сделал вид, будто собирается уходить. Тогда Фуке подбежал к нему. – Я не лягу, – сказал он. – Я говорю совершенно серьезно. И поскольку вы не желаете обращаться со мною, как с настоящим мужчиной, и виляете, и хитрите, я заставлю вас показать клыки, как это делают с диким кабаном во время травли. – Ба! – скривил губы д’Артаньян, изображая улыбку. – Я велю заложить лошадей и уеду в Париж, – заявил Фуке, пытаясь проникнуть в глубину души капитана. – А! Раз так, это другое дело. – В этом случае вы меня арестуете? Верно? – О нет, в этом случае я еду с вами. – Довольно, господин д’Артаньян, – проговорил Фуке ледяным тоном. – Вы недаром пользуетесь репутацией очень тонкого и ловкого человека, но со мной это лишнее. К делу, сударь, к делу! Скажите мне, за что вы меня арестовываете? Что я сделал? – О, я не знаю, что вы сделали, и я вас не арестовываю… по крайней мере сегодня… – Сегодня? – воскликнул, бледнея, Фуке. – А завтра? – Завтра еще не пришло, монсеньор. Кто же может поручиться за завтрашний день? – Скорей, скорей, капитан! Позвольте мне переговорить с господином д’Эрбле. – Увы, это никак невозможно, монсеньор, у меня приказ не разрешать вам общаться с кем бы то ни было. – И даже с господином д’Эрбле, вашим другом! – Монсеньор, а разве не может случиться, что господин д’Эрбле, мой друг, и есть то единственное лицо, с которым я должен помешать вам общаться? Фуке покраснел и, сделав вид, что он смиряется перед необходимостью, произнес: – Вы правы, сударь; я получил урок, к которому не должен был подавать повода. Человек павший не может больше рассчитывать ни на что даже со стороны тех, счастье которых составил он сам; я не говорю уже о тех, которым он никогда не имел удовольствия оказать какую-либо услугу. – Монсеньор! – Это сущая правда, господин д’Артаньян: вы всегда держали себя со мною чрезвычайно корректно, как и подобает тому, кому было предназначено самою судьбою взять меня под арест. Вы никогда не обращались ко мне ни с малейшею просьбой. – Монсеньор, – отвечал гасконец, тронутый такой красноречивой и благородной печалью, – согласны ли вы дать мне слово честного человека, что не покинете этой комнаты? – Зачем, дорогой д’Артаньян, раз вы меня здесь сторожите? Неужели вы думаете, что я попытаюсь бороться с самой доблестной шпагой королевства? – Нет, не то, монсеньор. Дело в том, что я пойду сейчас за господином д’Эрбле и поэтому оставляю вас одного. Фуке вскрикнул от радости и удивления: – Пойдете за господином д’Эрбле? Оставите меня одного? – Где я найду господина д’Эрбле? В синей комнате? – Да, мой друг, да! – Ваш друг! Благодарю вас за эти слова, монсеньор. – Ах, вы меня просто спасаете! – Хватит ли десяти минут, чтобы добраться до синей комнаты и возвратиться назад? – спросил д’Артаньян. – Приблизительно. – Чтобы разбудить Арамиса, который умеет спать, когда ему спится, и предупредить его, я кладу еще пять минут; в общем, я буду отсутствовать четверть часа. Теперь, монсеньор, дайте мне слово, что вы не предпримете попытки бежать и что, возвратившись, я найду вас на месте. |