
Онлайн книга «Следы на песке»
![]() Кроме того, взросление обнажило ее сердце. Фейт всегда с радостью ожидала приезда в Ла-Руйи Гая Невилла, но этим летом он не спешил сюда, и она начала нервничать. Боясь насмешек, она ни с кем не делилась своими переживаниями. Хотя Гая ждали все, хотя Поппи цокала языком, поглядывая на календарь, а Ральф и Джейк шумно спорили, Фейт не находила в себе сил высказать опасения, которые сжимали ей сердце: Гай больше не приедет в Ла-Руйи. Он их забыл. Он нашел себе занятие поинтереснее. Год назад она бы переругивалась с Николь или усмиряла Джейка. Но не теперь. Она попалась в паутину столь же густую, как та, что покрывала стропила на чердаке, — паутину скуки, раздражения и тоски. Фейт спрашивала себя, не влюблена ли она в Гая, и решила, что если это любовь, то, значит, она далеко не так чудесна, как пишут в романах. У нее пропало желание принимать участие в развлечениях, затевавшихся в Ла-Руйи. Без Гая ей не хотелось ни кататься на лодке, ни гулять по лесу. Ей стало нечем заполнять дни. Вот откуда взялся чердак, где было ее королевство и где ничто не напоминало о Гае. Фейт первая увидела его сквозь крупные ячейки паутины, которую она собиралась смахнуть с переплета слухового окна: маленькая темная фигурка с горбом рюкзака, спускающаяся по извилистой тропке, которая вела от шоссе к замку. В мгновение ока она забыла всю скуку, все ожидание и, выкрикивая его имя, побежала вниз. На пятидесятидвухлетие Ральфа они устроили пикник на берегу, неподалеку от Руайяна. От сложенного шалашиком костра в сторону моря лениво полз дым. Солнце, клонящееся к горизонту, разлилось по поверхности волн переливающимся шелковистым заревом. Говорили об Испании. Фейт, глядя на закат, слушала краем уха. — Республиканцы победят, — изрек Джейк. Феликс покачал головой: — Не надейся, мой милый мальчик. — Но они должны… — С помощью Сталина… — начал было Гай. — Сталин слишком нерешителен, — отмахнулся Феликс. — Он боится, что, если он поддержит Республику, у Германии появится предлог, чтобы напасть на Россию. На фоне золотистого неба четко вырисовывались рыбацкие лодки, возвращающиеся в гавань. Фейт смотрела, как Гай допивает последние капли вина из своего бокала. Ральф откупорил еще бутылку. — В любом случае нас это не коснется. Вся эта чертова мясорубка не коснется никого, кроме испанцев. — Заблуждаешься, Ральф. Если мы позволим Франко победить, то рано или поздно это затронет всех нас. — Гражданская война? Вздор. Полнейший вздор. Тебе, наверное, солнцем голову напекло, Феликс. — Ральф снова наполнил бокал Феликса. Один из Квартирантов, французский поэт, сказал: — В Испании идет последняя романтическая война, вам не кажется? Я бы сам примкнул к Интернациональным бригадам, [11] если бы не больная печень. — Романтическая? — взревел Ральф. — С каких это пор война стала романтикой? Это мерзкое кровавое занятие. — Ральф, дорогой. — Поппи погладила его по руке. Сети для ловли устриц и мачты рыбацких лодок были подобны черному кружеву на колеблющемся шелке моря. Феликс подбросил в костер плавника и откашлялся. — Я должен сказать тебе, Ральф, и тебе, милая Поппи, что в конце сентября уплываю в Америку. Виза наконец готова. — Феликс накрыл руку Ральфа ладонью и мягко сказал: — Ты должен понять меня, Ральф. Так будет безопаснее. — Боже милостивый, дружище, о чем это ты? — Я еврей, Ральф. Фейт, сидящая на песке, едва расслышала его тихие слова. В глазах Феликса было грустное, почти жалостливое выражение. В последнее время Фейт замечала, что Поппи иногда смотрит на Ральфа таким же взглядом. — Кто знает, что может случиться с Францией через год или два? Куда ты поедешь, когда вы покинете Ла-Руйи осенью? В Испании неспокойно, а в Италии свой собственный фашизм. — Феликс покачал головой. — Нет, я не могу остаться. Наступило молчание. Солнце касалось горизонта, проливая бронзовые тени на тихое море. Ральф со злостью сказал: — Все друзья меня бросили. Ричард Дешам работает банкиром, подумать только! Майкл и Руфь вернулись в Англию, чтобы отправить своих отпрысков на каторгу какой-то чертовой школы. Лулу написала, что должна ухаживать за больной матерью. Трудно представить Лулу, отирающей пот с пышущего жаром чела! Жюля я не видел с тех пор, как он втюрился в этого мальчишку в Тунисе. Что касается тебя, Феликс, то ты, скорее всего, станешь миллионером, сочиняя музыку для этих тошнотворных голливудских фильмов. Феликс не обиделся. — Весьма приятная перспектива. Я тебе пришлю фотографию моего шофера рядом с моим «даймлером». Фейт увидела, что Гай встал и побрел в сторону дюн, прочь от костра. Она пошла за ним, стараясь попадать босыми ногами в его следы на песке. Она догнала его на самом гребне дюны. В глубине, между дюнами, плескались чернильно-черные тени. Гай улыбнулся ей. — Какое у тебя красивое платье, Фейт. Он редко обращал внимание, во что она одета. Фейт вспыхнула от удовольствия. — Я называю его «холли-блю», Гай. «Холли-блю» — это бабочка-голубянка, она такого же цвета. — Платье было из голубовато-сиреневого крепдешина, а рукава украшала узкая черная бархатная лента. — Когда-то его носила Женя, но теперь оно ей не подходит, и она отдала его мне. Оно сшито «Домом Пакен». Гай смотрел на нее непонимающе. Она взяла его под руку. — Ты невежа, Гай. Мадам Пакен — кутюрье, и очень известная. Он потрогал тонкую ткань. — Оно тебе идет. Ей стало еще приятнее. — Правда? Он нахмурился, поглядел на море и проговорил: — Я хотел сказать Ральфу, что дня через два должен уехать, но, похоже, сейчас не время, из-за Феликса. Счастье ее погасло — как гаснет пламя свечи, сдавленное большим и указательным пальцами. — Но ты здесь всего несколько дней, Гай… Он достал из кармана сигареты. — Я волнуюсь за отца. Он не хочет признаваться, но, по-моему, он серьезно болен. — Гай зажег спичку, но ветер тут же ее загасил. — Черт! — Он посмотрел на Фейт, усмехнулся и схватил ее за руку. — Прыгнули? Они покатились по крутому склону дюны и приземлились хохочущей кучей на дно песчаного оврага. Гай бросил на сухие колючки свою куртку. — Сюда, Фейт. Она села рядом. Дюны отрезали их от компании на берегу. Гай предложил ей сигарету. Фейт научилась курить у Джейка; Гай поднес ей спичку, и она отвела в сторону растрепавшиеся волосы. |