Книга Гончий бес, страница 42 – Александр Сивинских

— Ой, извини, Поль! Я не в этом смысле…

— Да ладно, — великодушно сказал я. — Сам знаю, что гандболист из меня никудышный. А всех остальных пацанов ты и за людей не считаешь, правда?

Она фыркнула и покрутила пальцем у виска.

* * *

Наблюдать из примерочной кабинки удобно только за залом. А Дарья могла покинуть магазин через заднюю дверь. Я вышел наружу. Спрятаться надолго было негде. Ни скверов, ни закусочных. На противоположной стороне улицы располагался ряд магазинчиков. Но не станешь ведь торчать в них часами, выглядывая в окна. Я прошагал за знакомую рекламную тумбу (объявление о концерте «Рупора» успели заклеить), прислонился к ней и достал телефон.

Таксист отозвался после первого же гудка.

— Улугбеков на телефоне. Кто это, а?

— Здравствуйте, дядя Улугбек! Это артист, у которого собачка говорящая.

— А, здравствуй, дорогой! Хорошо, что позвонил.

— Вы сейчас можете разговаривать?

— Конечно, могу! Почему нэт? Язык во рту не отпал. — Он рассмеялся. — А я тебя не-давно вспоминал. Вот, думаю, ещё бы увидеть этого червовещателя с собачком. Чуть билеты в цирк не купил. Касса была закрыта, слушай!

— И не покупайте. Мы там больше не выступаем.

— Почему? Денег мало платят?

— Ага.

— Вот дураки! Такой номер интересный, прямо вообще. Как вспомню, до слёз смеюсь.

— Да аллах с ними. — Я поспешил сменить тему: — Дядя Улугбек, вы можете меня немножко повозить по городу?

— Почему говоришь немножко? Могу весь день катать, всю ночь катать. Хочешь — с ветерком, хочешь — осторожно. Как маленького младенца, слушай. Сейчас, пассажира вы-сажу и приеду. Говори, куда.

Я назвал адрес и стал ждать, поглядывая на «Five-O’clock». Вскоре из магазина вы-шел быковатый крендель с недоброй рожей и уселся в «Гелендваген» на водительское место. Затем появился ещё один — среднего роста, длиннорукий и по-спортивному худой. У него было изуродованное шрамами лицо и цепкий взгляд профессионального телохранителя. Меня он «срисовал» сразу же. Не выпуская из виду, помаячил громиле. Тот чересчур проворно для такой туши выскочил из машины и враскачку двинулся ко мне.

— Чо ты таращишься, пацан? — рыкнул он на ходу. — Чо за интерес, я не понял?

— Подругу жду. В магазине работает. Видел, кудрявая такая?

— Да мне по барабану. Хоть лысая. — Он притормозил, нависнув надо мной — широкий и массивный, как тумба объявлений. — Живо сдриснул отсюда.

— С какой стати? — Я отступил на шаг.

— Щас объясню, с какой стати. Неделю своими зубами срать будешь.

Он сделал движение, будто собирается схватить меня за горло. На обычного парень-ка моей комплекции это должно было произвести неизгладимое впечатление. Я не стал разочаровывать громилу и «живо сдриснул» в ближайший магазинчик оргтехники. Встал за стеклянными дверями и с вызовом уставился на него. Он замер, не зная, что предпринять. Обернулся на командира. Тот показал знаками «оставь его» и распахнул дверцу джипа. Из «Five-O’clock» показался высокий, дородный мужчина в отличном костюме, белоснежной рубашке и шейном платке. У него было властное лицо восточного тирана и очень красивая волнистая борода длиной до ключиц. Если бы не прихрамывающая поход-ка и гарнитура мобильника на ухе, издалека господина Хайдарова можно было принять за Сулеймана Маймуновича.

— Так вот ты какой, Басмач, — пробормотал я.

На душе стало муторно. Количество «моджахедов», подозреваемых в деловой связи с покойным Новицким, только что увеличилось вдвое.

Едва «Гелендваген» Хайдарова отъехал, у обочины остановилось знакомое такси. Я вышел из магазина, где на меня уже начали коситься, и забрался в машину.

— Ещё раз здравствуйте, дядя Улугбек.

— Здравствуй, артист. Видел джип? — Он возбуждённо потыкал пальцем вслед «Гелендвагену». — Ах, какая красота! Почти пятьсот «лошадей», ты понял! Пять с половиной секунд до ста километров! А знаешь, кого возит?

— Кого? — спросил я.

— У-у, большого начальника! Мой брат у него на заводе в Старой Кошме работает. Это близко здесь, километров двести где-то. Очень строгий начальник, слушай. Но не жадный, нэт. Деньги всегда платит, если заболеешь, отпуск три-четыре дня даёт! Фамилия Хайдаров у него. Говорят, родом из настоящих баев. Или даже из эмиров, не знаю… Ну, куда поедем, артист?

— Пока никуда, — сказал я и протянул таксисту две стодолларовые купюры. — Сейчас поставьте машину вон туда, в «карман» у винной лавки. И заглушите. Надо кое-кого подождать.

— Кого? — спросил он, трогая «Волгу» с места. — Собачку твою принесут, да?

— Нет, не собачку. Короче, дело такое. Один мой приятель влюбился в женщину. Ну и она в него тоже. Женщина эта замужем, поэтому родители ему запретили с ней встречаться. А он взял да удрал из дома.

— Ой, как плохо твой друг поступил. — Таксист покачал головой и поцокал языком.

— Очень плохо! Теперь его нужно найти. Пока не случилась беда ещё хуже. Родители попросили об этом меня. Женщину зовут Дарья Вольф, — я напрягся, ожидая реакции Улугбека, но он воспринял информацию спокойно. — Работает вон в том магазине, ездит на серебристом «Саабе». Видите его?

— Давно вижу. Разве такую красивую машину не заметишь, если глаза во лбу!

Я с опаской покосился на Улугбека — не мутант ли? Но нет, органы зрения у него находились на обычном для людей месте. Под глазами были мешки, а в уголках — «гусиные лапки» морщин. Лоб наискосок перечёркивала тоненькая подсохшая короста, убегающая концом под жидковатые волосы. Наверное, оцарапался, когда хоронился от Жерара под машиной.

— Вот и нужно за этой женщиной проследить, — заключил я. — Должны же они где-нибудь встретиться.

— Следить нехорошо вообще-то, — сказал таксист. — Но тут другое дело. Будем спасать твоего друга. А то вдруг муж его зарежет. И жену зарежет. Жену мне не жалко, так ей и надо. У нас таких нечестных женщин раньше вообще камнями побивали. А мальчику надо жить. Семью завести, детей сделать. Как иначе? Иначе нельзя мужчине.

— Спасибо, дядя Улугбек, — сказал я.

— Э, брось! — Он всплеснул рукой. — Всё нормально. Ты сиди пока, а я пойду, сигаре-ты куплю. Если что, бибикай.

Улугбек ушёл, а я взялся настраивать зеркало заднего вида — так, чтоб была виден выход из «Five-O’clock» и парковка возле него. Да вот беда, зеркало было словно приварено, не сдвигалось ни на миллиметр. Лишь раскачивались огромные игральные кости, подвешенные к нему на витых шнурках. Тем временем к «Five-O’clock» подъехал приземистый и длиннорылый спортивный автомобиль. Из него выбрался нарочито небрежно одетый брюнет и вошёл в магазин. У меня встрепенулись охотничьи инстинкты. Брюнет вполне мог оказаться моей дичью.

Быстрым шагом вернулся таксист. Во рту у него дымилась сигарета, вид был крайне озабоченный, почти напуганный. Он обогнул машину и подошёл ко мне. Я открыл дверцу.