Онлайн книга «Мефодий Буслаев. Книга Семи Дорог»
|
– Да вам и здесь помогут. Подумаешь, собачий укус, – успокаивающе отозвался кто-то. – «Подумаешь?!» А если она бешеная? – взревел первый голос. – Вы же сами сказали «собачья свадьба»? Думаете, взбесившаяся псина решила напоследок жениться? – Очень смешно! Со здоровьем не шутят! Все отдам за здоровье! Вы слышите? Все! – Вот и замечательно! Вам сделают укол. Если потребуется, госпитализируют! Расстегивайте ремень! Оля, как обычно! Следующий! Когда Буслаев провел Багрова в кабинет, покусанного «Жирафыча» было уже не видно. Его отволокли за ширму, где тот звенел ремнем, стонал, называл медсестру садисткой и отправлял ее доучиваться в ветеринарное училище. Хирург оказался веселый, рыжий, подмигивающий. Усадив пострадавшего на стул, он деловито и бережно ощупал пальцами ушиб. – Так… смещение… гематома… тошнит? Голова кружится? Ясно! При каких обстоятельствах была получена травма? – А это еще зачем? – подозрительно спросил Матвей. – Подсудное дело. Если авария, нападение или драка – снимут показания. Так кто тебя? Багров мстительно покосился на Мефа. Тот внимательно разглядывал люстру, делая вид, что ему все равно. – Об стул ударился, – ответил тот после паузы. Хирург присвистнул. – Хорошенький стул! Эдак наискось, со смещением. Так что, пишем стул? – Стул! – упрямо повторил Багров. Веселый хирург вздохнул, вопросительно посмотрел на сопровождающего и большим пальцем энергично поскреб лоб. – Топайте на рентген. Надо убедиться, не треснула ли черепушка. Выходя в коридор, Буслаев слышал, как хирург сказал медсестре: – Ишь ты, стул им… Оля, пиши: «Поскользнулся в ванной на мокром кафеле»! Написала? Задачка на засыпку! С балкона пятого этажа летит старушка весом в шестьдесят килограммов. Ты проходишь мимо. Надо ли ее ловить или лучше отбежать в сторону? Меф протянул Матвееву руку. – Спасибо, – шепнул он. Тот задумчиво посмотрел на его ладонь, как на что-то не совсем понятное. Потом пожал Мефодию руку. – Смотри только Ирке не говори! – предупредил он. Тяжелая металлическая дверь закрылась за ним. Трещины не оказалось, но голова неожиданно закружилась так сильно, что, выходя из рентгена, он не сообразил, куда идти, и грудью опрокинул защитный экран. Хотя Матвей твердил, что это ерунда, и кидался поднимать экран, медики засуетились, забегали и на лифте подняли его в отделение. Знакомая ржавая каталка скрипела и ныла, жалуясь на жизнь уже под Багровым. Где-то рядом мелькало участливо-виноватое лицо Мефа, лезшего с какими-то вопросами, но в отделение того не пустили и велели приходить завтра. Матвей смотрел на Буслаева отрешенно. Ему было все равно. Багров лежал на спине. В палате было жарко. Бившее в окно солнце нагревало линолеум и резало единственный незакрывшийся глаз. Он набросил на лицо полотенце, выключил телефон и заставил себя заснуть. Он не знал, сколько проспал, и понятия не имел, что заставило его проснуться. Матвей осторожно повернул голову, заставив полотенце провиснуть, и увидел короткий хирургический халат. Неизвестный стоял спиной, не обращая на него внимания. Из зеленых, входивших в хирургическую форму, брючек подозрительно торчали босые пятки, оставлявшие на светлом линолеуме странные следы. Матвей, которому совершенно, прямо-таки абсолютно, не нравились эти пятки, хотел привстать, но голова закружилась, и его откинуло на подушку. Он ощутил слабость, да такую, словно на него навалили огромный мешок с мукой. Мог только смотреть, дышать и, пожалуй, все. С усилием отлепляя ноги от нагревшегося пола, неизвестный направился к соседней кровати. Когда Матвей засыпал, кровать была пустой, а теперь там помещался тот самый укушенный директор, вполне румяный и даже уткнувшийся в газетку. Зеленый халат настойчиво кашлянул, и газетка обреченно провисла, как лишившийся ветра парус. – Да? – вопросительно отозвался йогурт «Жирафыч». – Не «да», а доктор медицинских наук, профессор Хламович! Вы тут с собачкой кусались? – строго одернул его зеленый халат. – Да, я, но… – пугливо начал укушенный. Профессор нетерпеливо дрыгнул ножкой. – Нокать будете дома! А пока поднимите маечку, сахарный вы мой! Тот покорно задрал майку, обнажив живот, похожий на сдобную булку. Хламович наклонился, некоторое время неодобрительно изучал пупок, затем отступил и неожиданно ткнул директора согнутым пальцем в солнечное сплетение. – Ай! – вскрикнул «йогурт». – Це-це-це! – строго сказал профессор и пальцем ткнул его в печень. – Ай! Зеленый халат помрачнел. – Что, и тут болит? А тут? – спросил он, щипая директора за шею у адамова яблока. Пациент тихо охнул. Профессор сурово сложил руки на груди и велел тому опустить майку. – Все плохо, да? – простонал директор, ослабевшими руками дергая майку. – Почему же сразу плохо? – удивился Хламович. – Что за гнилой пессимизм? Современная медицина творит, как говорится, чудеса! Кстати, вы помните телефоны близких родственников? Лицо «йогурта» посинело. – З-зачем? – Да ни за чем, дорогой вы мой и бесценный! Просто, знаете ли, на всякий случай! У такого хорошего человека и родственники, как говорится, хорошие, славные люди! – Профессор! Умоляю: скажите правду! – Це-це-це… Переведем вас в другое отделение, сделаем кое-какие анализы! – Профессор! Я настаиваю! Я способен ее выдержать! – Це-це-це… Случай, будем говорить, неоднозначный. Заражение слюной, скажем так, собаки. Инфекция стремительно распространяется по всему, не побоюсь этого слова, организму. Пациент захрипел. – Это конец! Да, доктор? – Я этого не говорил. Вы сами себе все сказали! Вы меня понимаете? Укушенный комкал простыню, пытаясь дотянуться до профессорского рукава. – Любые деньги! Не можем же мы просто так сидеть и смотреть! Что вы предлагаете? – Це-це-це… А что вы, будем говорить, предлагаете? – склонив головку набок, быстро спросил Хламович. В глазах пациента засветилась надежда. – Ничего не пожалею! Пусть меня переведут в ЦКБ! Отправят за границу! – Перевод – штука, не побоюсь этого слова, хорошая! Но в запасе у вас час, максимум два… Потом лимфоузлы, будем говорить, пропоют отходную… Це-це-це… В глубокой задумчивости профессор погрузил пальцы в карман халата, порылся там и извлек круглую желтую таблеточку. Подержал в руках, вздохнул и снова упрятал в карман. |