Книга Гвардеец, страница 52 – Дмитрий Дашко

Пушкин, серьезно занимавшийся исследованием этого исторического периода, очень удивлялся тому, сколько собак умудрились навесить потомки-«либералы» на Анну Иоанновну и ее фаворита Бирона. Что поделать, воцарившимся незаконным путем монаршим особам и их приспешникам приходилось оправдывать свои поступки хотя бы таким способом.

Мне было легче осознать несправедливость вынесенных историками приговоров, ибо я поневоле втягивался в эпицентр бурлящих событий.

Бирон познакомил меня с Анисимовым, это оказался приятный в общении офицер, начитанный и многознающий. Он служил в Артиллерийском дворе и, если я правильно понял, заведовал там одной из лабораторий. Правда, о своих обязанностях, Василий Геннадьевич распространяться не любил, очевидно, служба приучила его держать язык за зубами. Нам как раз такой спец и был нужен. Умный и не шибко болтливый.

Я рассказал ему о своей идее, объяснил каких результатов надо добиться.

— Возьметесь?

— Задачка сложная, — взгляд офицера стал задумчивым, потом прояснился, — но интересная. Понадобятся две вещи, — Анисимов замолчал и выжидающе посмотрел на Бирона.

— Какие? — нетерпеливо спросил подполковник.

— Свободное время и деньги.

— Вы не будете стеснены ни в том, ни в другом. Голубчик, если вы придумаете такую пулю, что неприятеля за шесть сотен шагов наповал убьет, я лично бухнусь в ноги императрицы, чтобы вам дали генерала.

— А если не получится?

Бирон выдержал паузу и коротко предупредил:

— Сгною.

Я понял, что он не шутит. И кнут, и пряник капитану предлагались серьезные.

На губах Анисимова появилась усмешка.

— Будет сделано, господин подполковник.

Густав Бирон договорился, чтобы капитана до осени прикомандировали в Измайловский полк, и Анисимов мог полностью посвятить себя разработке новой пули. В помощь ему придали полковых артиллеристов. Не знаю, что они творили, но как-то раз чуть не раскатали специально выделенное подворье по бревнам. Сначала что-то громыхнуло, потом дом окутался дымом, из дверей выскочили чихая и кашляя похожие на трубочистов солдаты. Анисимов вышел последним. На чумазом лице расплылась загадочная улыбка. Возможно, такая была у Ньютона, когда тому на голову упало яблоко или у Менделеева, после знаменитого сна.

— Пороху перебрал, — сказал он и скрылся внутри.

Сдается мне, что капитан оказался натурой увлекающейся, и смело ставил рискованные эксперименты, не заботясь о последствиях.

— Надо построить для его экзерциссов другой дом и как можно дальше от цейхгауза, — подумав, произнес Бирон.

«Презентация» у государыни состоялась в положенный срок. Анна Иоанновна пожелала видеть нас в Зимнем доме. Я думал, что кроме нее будет кто-то из генералов или из Кабинета министров, но императрица была в обществе только обер-камергера и Ушакова. Опять расхождение с исторически сложившимся образом недалекой особы, не вмешивавшейся в государственное управление и перепоручившей это неблагодарное занятие группе близких сановников. Анна Иоанновна предпочитала держать руку на пульсе, ее волновало многое. Будучи полковником всех гвардейских полков, она порой лично являлась в полковые дворы с инспекцией. Кроме того, императрица умела слушать советы, не случайно при ней было начато столько полезных для государства дел. Жаль, что свыше Анне Иоанновне отпустили столь короткий срок жизни и царства.

Нас доставили во дворец скрытно, чему немало способствовало то, что в тот день на страже стояли измайловцы. Иностранные послы и прочие любители вынюхивать, что новенького творится в Московии, остались в полном неведении. Мы прошли сквозь галерею запутанных ходов и оказались в Тронной зале. Как часто я стоял там на карауле, будучи рядовым гренадером, и как необычно находиться в центре событий, сжимая вспотевшей рукой эфес шпаги.

В качестве «моделей» подполковник по моему совету использовал гренадер из третьей роты. Карл, Чижиков, Михайлов… знакомые все лица, те, кому я бы рискнул довериться. Статные молодцы ели императрицу глазами, пока та прохаживалась вдоль строя, с интересом разглядывая новую форму. Особенно ее впечатляли кивера, нечто похожее носили сербские гусары, но портные Бирона подошли к делу творчески, и я сам с трудом узнавал первоначальный облик задумки.

— Андрей Иванович, голубчик, скажи мне дремучей, что ты думаешь по сему? — спросила она у Ушакова.

— Недурно, — заметил он. — Господин Бирон постарался. Я бы кое-что добавил. Неплохо бы часовым, что при вашем величестве будут, кирасы определить.

— А не тяжело им будет? — спросила Анна Иоанновна.

— Аккурат в самый раз. Мы ж брать в роту не первого встречного будем. Я тебе, матушка, таких молодцов подберу — кровь с молоком. Не то, что кирасу носить, пахать на них станешь — не устанут.

— Ишь ты, Андрей Иванович, к чему гвардейцев моих приставить хочешь, — засмеялась довольная императрица.

— А что, матушка, и им польза — дух в теле поддержат, и лошадям роздых, — улыбнулся Ушаков.

— Пущай кроме фузей еще и по паре пистолетов заряженных носят, — подал голос обер-камергер.

Густав Бирон вопросительно посмотрел на брата.

— Пригодится. Всякое ведь бывает, а солдатикам твоим больше оружия не повредит, — пояснил фаворит.

— И в какую же это копеечку мне выльется? — спросила Анна. — Мой дядюшка Петр Алексеевич на семьдесят душ кавалергардских одиннадцать тыщ тратил. На такие деньжищи можно полк армейский содержать.

— Эта рота обойдется в скромную сумму. Мы подсчитали, что издержки немногим больше, чем на обычную гвардейскую роту выйдут, — пустился в объяснения Густав. — А безопасность государыни русской для нас важнее любых расходов. Так что не гневайся, матушка, о тебе, да о России печемся.

— Апробацию свою дам, — решила императрица. — Токмо, как генерал Ушаков и обер-камергер говорят, добавьте кирасы с пистолетами. Люблю, когда вокруг оружием громыхают, сладко мне, — мечтательно закатила глаза Анна Иоанновна, действительно знавшая толк в этом деле и оставившая после себя приличную коллекцию огнестрельного оружия. — Где подписаться?

— Тут, Анхен, — подался вперед фаворит.

Императрица вчиталась и задумчиво спросила:

— Кого вы, господин подполковник, в командиры роты баллотируете?

— Капитана гренадер Муханова, — отрапортовал Густав.

— Знаю такого, хороший офицер. Авантажный[17] . И фон Гофена, вижу, пристроить намерены.

— Точно так, матушка. В гренадерские капитан-поручики прочу.

Так, решается моя судьба. Я замер, превратившись в сплошное ухо.

— Спелись вы с ним, однако. Узнают газеты заграничные, что особу мою иноземцы охраняют, скажут что… Что, скажут, Андрей Иванович? — Анна Иоанновна обернулась к Ушакову.