
Онлайн книга «Гвардеец»
![]() — Лестно слышать, — не стал отпираться я. — А как они воспринимают всех этих эльфов, гномов, троллей? Может, им гораздо сподручней читать про леших, водяных, русалок? — О, у меня были опасения на сей счет, но они не оправдались. В людях заложена тяга к мистическому, волшебному. Ваши труды удовлетворяют ее сполна. Благородные герои, романтические рыцари, сражения, приключения. Язык легкий такой, без выкрутасов. Читатель любит, когда оно как-то само читается, без принуждения над собой. А тот, чьи вещи приходится вымучивать, уж извините меня — и не писатель вовсе. — А то, что философии маловато никого не смущает? — меня, как любого писателя очень интересовало то, как читатели воспринимают мою книгу. — Тут я с вами не соглашусь, насчет философии-то. Не забывайте, что мы, человеки, по-разному устроены, двух одинаковых на край света сходи — не встретишь. Отсюда и несовпадения. Каждый волен извлечь что-то свое. Кто-то увидит глубокую мысль, кто-то скольжение по поверхности. Это уж кому оно как покажется. Некоторым читателям железки подавай, рыцарей с заклепками, да деталек важных поболе, чтоб автор доспех французский с аглицким не путал, знал, чем арбалет от лука отличается, а бердыш от секиры. Другие на это и внимания не обратят, им главное, чтоб благоглупостей разных было сверх меры: читай — не хочу. На всех не угодить, мой друг. Помните это, и не подстраивайтесь под чужие вкусы. Пишите, как пишется. — Постараюсь, — успокоено сказал я. — Еще как постарайтесь! Молю о том, чтобы источник вашего вдохновения не иссяк, с ним не иссякнут и деньги в моем кармане. Видя, что затронул опасную тему, редактор спохватился. — Сегодня, кстати, замечательная погода. По-настоящему летняя: ласковое солнце, весело щебечущие птички… — Кстати, о птичках. Я тут хотел насчет гонорара поговорить… — начал я импровизированную речь. — Поэтам деньги не нужны! — с жаром сообщил редактор. — Поэтам, может и не нужны, а вот прозаикам, творящим в крупной форме, без них — хоть вешайся. — Безусловно, — счел нужным согласиться редактор. — Я понимаю, что вы честно заработали гонорар, но сейчас наступили трудные времена: тиражи падают, экземпляры порой возвращаются не раскупленными. Продавцы не хотят возвращать деньги. Думаете, я сижу здесь и пью пиво от хорошей жизни? — Все ясно, — кивнул я. — Думаю, мне стоит обратиться в «Петербургские ведомости», возможно, они захотят пойти навстречу. — Ну, нет, — редактор аж подпрыгнул. — Вот уж чего я не допущу ни при каких обстоятельствах. Возьмите ваш гонорар и приносите через оговоренный срок продолжение. — Спасибо, — я расплылся в улыбке. — Не возражаете, если я угощу вас пивом? — Чтобы я отказался? — изумление в голосе редактора достигло кульминации. — Все понял, — кивнул я. — Эй, две кружки пива сюда и… — И то, что я обычно заказываю, — добавил редактор. — В двух экземплярах, пожалуйста. Я усмехнулся, вспомнив момент с тостами из «Кавказской пленницы»: — Извините, а вас случайно не Александром по имени звать? — Ну да, — подтвердил он. — Мать в детстве Сашкой иль Шуриком называла. Мы засиделись допоздна и в итоге пришли к общему выводу: до чего ж классные мужики из нас получились. Домой я добрался на автопилоте, лег на постель, зачем-то распихал вялого Карла, пахнувшего женскими духами, и крепко-крепко заснул. Что со мной было на рассвете — вспоминать страшно! Пиво, водка, вино, непонятные настойки, коих мы перепробовали от анисовой и, кажется, до тараканьей, к утру смешались в такой опасный «коктейль», что я с трудом дополз до умывальника и там же чуть не отбросил коньки. Выжил ли редактор, который поглощал эти жидкости в двойных объемах, предстояло еще выяснить. — Плохо мне, — простонал я. — Ой, как плохо! — Сейчас, кузен, потерпи немного, я тебе помогу, — пообещал Карл. Карл взял у соседей старинное лекарственное средство — капустный рассол. Не сразу, но все же подействовало. Во всяком случае, к Ушакову я сумел дойти без посторонней помощи, правда, несколько раз, скрывался в кустах по очень важному делу. Помогли еще и пронизывающий холодный ветер, и моросящий дождик (погода, которая в Питере столь же непостоянна, как женщина, резко поменялась на осеннюю). Голова с каждым шагом все меньше напоминала колокол. В кабинет Андрея Ивановича я попал почти трезвым человеком. — Вот и подвалила тебе настоящая работенка, хватит пером скрипеть, — довольно произнес Ушаков. Я остолбенел: — О чем вы, Андрей Иванович? — Да о том, неужто мне по должности знать не положено, кто у нас в газетах пишет, да еще за псевдонимом Гусаров прячется, — усмехнулся генерал. — Положено, — невольно согласился я. — Воот! — важно протянул Ушаков. — За дела чернильные хулить не буду, ибо сам иной раз не без удовольствие эльфов твоих перечитываю, но токмо офицеру гвардейскому еще и шпага нужна бывает. — Андрей Иванович, вроде я и шпагой владеть умею, — даже обиделся я. — Жаль, господин Звонарский подтвердить это уже не сумеет. — Ты подвигами своими не хвались. Достал бы мне Балагура, я б тебе тогда всяческий почет оказал в сто раз пуще прежнего. — И до него доберемся, — хвастливо заявил я, вспомнив, что Балагуром звали таинственного убийцу из окружения цесаревны Елизаветы. — Ажно как павлин распустил перья. Гляди, оборву тебе хвост, — засмеялся Ушаков. — За Балагуром есть, кому гоняться. Тебе другое покуда предстоит. Весточку я из Польши получил важную от человека России дружного и полезного. — А что за человек такой, позвольте узнать? — заинтересовался я. — Тебе можно, — разрешил Ушаков. — Есть князь такой — Чарторыжский. Может, доводилось с ним знаться? — Никак нет. Только слышал о нем. Да сами знаете, кто ж не слышал, разве что глухой. Ушаков понимающе улыбнулся. Надо сказать, история с этим князем прогремела на всю Россию. Случилось это в январе 1735-го года во время войны за польское наследство. Капитан Тверского драгунского полка Глеб Шишкин получил от начальства строгий приказ — сжечь имение Рудзинского — одного из сторонников претендующего на корону Польши Станислава Лещинского. Не знаю, что за напасть случилось с капитаном, но по ошибке он явился во владения соседа Рудзинского, коим к своему несчастью оказался князь. Чарторыжский выступал на стороне России, поддерживал короля Августа, имел четыре охранных грамоты на свои деревни, подписанные лично фельдмаршалом Минихом и генерал-аншефом Ласси. В мозгу Шишкина что-то перемкнуло, он объявил князя самозванцем, а грамоты фальшивкой. Возможно, в голове у хлебнувшего лиха на войне офицера не могла прижиться мысль, что не все поляки настроены против России. Шишкин, никоим образом не сомневаясь в собственной правоте, сжег и замок Чарторыжского, и ближайшую деревеньку. Драгуны раздели донага князя, его жену, пятерых детей и всех домочадцев и пинками погнали по январскому морозу до соседнего поселения. |