Онлайн книга «Воевода»
Егор, промолчав в ответ, стал покрывать ее лицо поцелуями. Последний день июля оказался для Егора донельзя трудным. Почти целый день они с Михайлой вели с посадником Александром Фоминичем жесточайшую схватку. К счастью, не кровавую, а «серебропролитную». Настало время расплачиваться за старые заказы, уже отправленные на места товары, растрясать мошну и обогащать боярина Александра. Однако ратный поход – дело затратное, серебра для нового выступления требовалось немало, и потому сотоварищи пытались убедить продавца взять плату не деньгами, а товарами, захваченными в Або, но еще не распроданными. Посадник был вроде как и не против – но цену сразу сбивал чуть не втрое супротив реальной, ссылаясь на лишние хлопоты, связанные с торгами. Будь сумма небольшой – атаман, может статься, и смирился бы. Однако на серебро, что пытался «отжать» себе боярин, можно было снарядить еще одну небольшую армию, которая Егору очень даже пригодилась бы в осаде. Боярин же всячески упирался, видя трудности князя и его финансиста и желая ими воспользоваться наилучшим для себя способом. Вот тут Егор неожиданно и предложил: – А давай так поступим, друг мой любезный. Я тебе товары отдаю по ценам, что ты удобными для себя считаешь, ты же мне для похода нового пять сотен людей ратных приведешь! – За половинную долю! – тут же ответил посадник уже поднадоевшей Вожникову фразой. – Со своих воинов хоть все забирай, – пожал плечами Егор. – При дележе часть свою они получат, как все. Боярин Александр Фоминич молча пожевал губами, обдумывая предложение. Конечно, принимать участие в снаряжении похода куда выгоднее. Денег дал, деньги взял. Дело ушкуйников – кровь свою в походах проливать, дело же бояр новгородских – прибыль от их отваги в сундуки свои складывать. Однако путь в товарищество ему ныне явно заказан: успешный ватажник и сам со снаряжением рати справляется. Доходы простых воинов ощутимо меньше, нежели у командира и организатора… Но все же поболее выходят, нежели от честной торговли. Да плюс серебро, что он от полученных задешево товаров выручит… – У меня ныне под рукой три сотни ратных, что по призыву совета новгородского в начале лета исполчил, – задумчиво сказал боярин Александр. – Еще две сотни снарядить не успею. Однако взамен них дать могу шестнадцать ладей и одиннадцать ушкуев. Половина здесь стоят, половина в портах озер Онежского и Белого. К ним вестники с грамотой быстро доберутся. Остальные слишком далеко, не упредить. – Договорились! – моментально согласился атаман. – Двадцать первого августа они должны быть на месте и тогда войдут в долю. Ударив по рукам, партнеры с облегчением запили уговор хмельным медом, расписали грамоту, указав, кому что причитается и что надлежит сделать, обмыли достигнутое соглашение и расстались уже в вечерних сумерках. К ужину Егор, естественно, опоздал – но хозяину дома стол, естественно, накрыли. Елена, что было на нее совсем не похоже, дворню отослала и прислуживала мужу сама. Налила в кубок вина, придвинула миску с мочеными яблоками, выбрала аппетитный кусочек осетрины, переложив на ломоть хлеба перед мужем, потом добавила туда же заливное из линя, поинтересовалась: – Хорошо ли тебе, мой милый? Удобно ли? – Да, спасибо, родная, – Егор взялся за еду. – Все ли так, как тебе нравится? Или, может, ты предпочитаешь, чтобы тебе прислуживали голые женщины? – ласково поинтересовалась она. От такого вопроса князь подавился вином, быстро поставил кубок на стол, начал откашливаться. Елена, не помедлив ни мгновения, кубок подняла и неторопливо вылила его содержимое мужу на голову. – Вот, стало быть, как ты честь супружескую блюдешь, кобель паршивый? Вот, стало быть, отчего тебя в походы на земли варяжские тянет? Вот чего ты в моря на ушкуях рвешься? – Да ты сбрендила?! – вскочил, отфыркиваясь и отирая руками голову, князь Заозерский. – Не было у меня ни с кем ничего! – А люди сказывают, что было! – Какие люди? Не было же там никого! Последнюю фразу он произнес зря. Жена зашипела, словно змея, и схватилась за рукоять висящего на поясе ножа. И откуда взялся на Руси этот дурацкий обычай нигде и никогда никому с ножами не расставаться?! Егор, спешно запихнув в рот крупный кусок рыбы, вскочил, попятился. Клинок у Леночки был небольшой, ладони в две. Только чтобы еду за столом порезать али нитку при рукоделье подсечь. Однако человека продырявить – и этого вполне хватит. Разъяренный вид супруги показывал, что она сейчас несколько не в себе и всерьез вознамерена причинить мужу, мягко выражаясь, «ощутимый вред». – Не было ничего! Я тебе клянусь, не было! Вот те крест, пальцем не прикоснулся! – пятясь, как можно убедительнее утверждал Егор. Но никакие слова на Елену Михайловну не действовали. И откуда она только узнала?! Вылетев в коридор, князь пробежал несколько шагов, заскочил в первую попавшуюся комнату и захлопнул за собой толстую тесовую дверь, прижав ее ногой. – Ах ты, кобель блудливый… – От сильного удара клинок ножа, расщепив край одной из досок, чуть не на всю длину высунулся с внутренней стороны. Хороший клинок. Кривобоковский, наверное. – Я тут, себя не жалеючи, ради него по тысяцким и посадникам бегаю! Попам в ножки кланяюсь! С купцами, как с ровней, говорю! А он в это время с чужими бабами милуется! Кроличья душонка! Нож прошел сквозь щели раз, другой, а потом высунулся только наполовину и больше не выдергивался. По пыхтению снаружи Егор понял, что клинок просто застрял, быстро распахнул дверь и сграбастал жену в объятия, крепко-крепко прижав к себе. – Не было у меня никого и никогда не будет! Тебя одну люблю и никого более! Родная моя, единственная, как же ты можешь в глупости подобные поверить?! Княгиня Заозерская, изловчившись, попыталась укусить его за шею, но косоворотка спасла – ткань соскользнула по коже, и женщина лишь бесполезно клацнула зубами. Вожников, исправляя оплошность, сильнее нажал ей на затылок, чтобы подбородок оказался над плечом и, не переставая обнимать, повторил: – Богом клянусь, не было у меня никого! Как ты можешь верить в подобный бред? Мне не доверяешь – самой этой скандинавке напиши. Она жена бургомистра в Або. Я за ее честь словом своим поручился, чтобы муж выкуп поболее собрал. Посему при себе и держал, нипочему более. – А запирался с ней зачем? – Не запирался я, кто тебе наплел такую глупость? – А почему с голой? – Потому что порвали на ней ватажники одежду, нечего напялить было. Я на нее и не смотрел даже. Ты ведь краше любой девицы в мире, на кого ни посмотри! Мне другие и не нужны вовсе. Ты моя единственная. Тебя одну люблю и никогда не изменяю. – Она красивая, свейка эта? – Да страшная, откуда там красотки? Тощая, пучеглазая, челюсть лошадиная и вымя, как у коровы. |