Онлайн книга «Спасти Императора! «Попаданцы» против ЧК»
Шмайсер улыбнулся, вытянул из-за голенища нож и спокойно, даже как-то буднично, отмахнул матросу ухо и тут же кинул ему в лицо. «Глист» захрипел, стал белее бумаги, засучил ногами, в ужасе пытаясь отползти назад. Это был проверенный практикой способ — холодность и деловитость путают «клиента» на интенсивном допросе гораздо больше, чем истеричность. Трифонов, как определил Фомин, был сторонником второго. Потому первый вариант на него подействовал сразу, пробрав до глубины червивой души. — Ч-что в-ы-ы хо-т-ти-те? — заикаясь, прошептал окровавленным ртом моряк, смотря перепуганными глазами на Шмайсера. — Правду, мой друг, одну только правду. А если вы солжете нам хоть на малость, то потеряете еще что-нибудь из собственного тела, палец там или… — Фомин ткнул ботинком в пах, отчего Трифонов затрясся мелкой дрожью. — Или нос? Хотите жить без носа? Шмайсер, отрежьте товарищу нос. — Нет!!! Я все скажу! Не надо резать! — моряк попытался отползти в сторону. Фомин мысленно усмехнулся — такие твари очень не любят собственной боли, потому, что жаждут изгаляться только над другими людьми. Своя шкура для них священна, если это слово подходит к таким подонкам. — Как вы убили девочек, которых потом бросили в шахту? Кто они? — Семен Федотович говорил громко и тут заметил, что девушка отодвинулась от Поповича и стала вслушиваться в его слова. Милая такая, глаза красные, заплаканные, над верхней губой крохотная родинка. Фомин тут же поймал себя на мысли, что где-то видел эту родинку, что ему знакомы черты ее лица. Он попытался вспомнить, но не смог, хотя и напряг память. Ей бы не слушать и не видеть всего этого, но только другого варианта он не находил. Пусть узнает, дурочка, какая участь ей отводилась. — Это все Мойзес! Они сестры, он их сюда привез. Сказал, что нужны три родные сестры, и обязательно цел… Ой! — пинок в живот от Шмайсера последовал незамедлительно. — То есть девки, не тронутые мужиком. И своим идолом деревянным он их мучил, пихал в… А! — Еще гавкнешь руганью, сразу что-нибудь отрежу! — голос Шмайсера был грозен и деловит. Такой отрежет и не поморщится. — Он в это… В утробу женскую пихал! — А для чего? — голос Фомина прозвучал несколько участливо, и моряк приободрился и быстро заговорил: — Это все его дела! Он там делал с ними… — Что делал? — голос Фомина зазвенел металлом. — Ну, мы их когда того, на его подстилке черной… Ну, — он заикался, — когда их того, ну… С ними, с мертвыми уже… Ну, он нас выгнал из дома. Я подглядел в окошко. Он там свечки расставил, девок ножиком резал на тряпке своей черной. Мелом пол еще весь исчертил, стены… Звезды он там рисовал коммунарские, только перевернутые… Я, я испугался… — Чего ты, гад, испугался? — Я… Он сказал нам, что, если кто узнает, нам хана всем! И чтоб в ЧК ни слова! Да мы же не делали ничего, только с девками веселились… У-у-уй! Хлесткий удар Шмайсера отбросил Трифонова к автомобилю. Он вжал голову в плечи и мелко затрясся. — Я тебя предупреждал, сволочь! — Шмайсер достал нож. — Погоди! — Фомин повел рукой. — Продолжай, что ты еще видел? — Да ничего я не видел! — заскулил Трифонов. — Ему Вахтанг помогал! Он девок держал, и потом, там, когда он их своей штукой… Ну, деревянной… И после, в доме… Я еще слышал, что до нас они сюда девок привозили! Он говорил, что это нужно, нас убьют, если мы попытаемся хоть что-то вызнать. Он заставлял их насиловать, пистолет приставлял. — Какой штукой? Ты о чем? — Там, в портфеле! Он всегда с собой возил… — Значит, тела девочек Мойзес резал? — ком подкатился к горлу Фомина, когда он вспомнил истерзанных сестер в шахте. — Он, проклятый, он. Тварь! А Вахтанг помогал! — А куда дел то, что вырезал? — Он с собой увез. Портфель у него желтый, а там кожаный мешок. Он туда все и сложил, сказал еще нам, что скоро все изменится, он скоро все изменит! Он силу великую получит от того, что женское и мужское начало соединил! — А зачем? — Не знаю, видит Бог, не знаю! — Не погань имя Господа нашего своим языком! Понял, урод?! — Да! Простите меня! — Кроме тебя, кто насиловал девочек? — Все матросы, что здесь. Все насиловали. Только шофер не стал почему-то, ушел. И я не насиловал… — Шмайсер! Тот все понял правильно, наступил на руку матроса ботинком и тут же взмахнул клинком. Матрос истошно завопил, глядя на отрезанный палец. — Молчать! Соврешь еще раз, в штанах кое-чего недосчитаешься! — Я их только сзади, сзади. Помилуйте меня, это Мойзес приказывал. Он, проклятый… — Заткнись, тварь! — только сейчас Фомина затрясло, с таким ужасом он столкнулся первый раз в жизни. Он сам видел все кошмары Гражданской, о которых не то что вспоминать, думать не хотелось, но в голову не приходило, что можно жестоко, бесчеловечно жестоко, проводить ритуальное убийство девочек. Он посмотрел на своих — те были белее бумаги. — Шмайсер, поищите в машине. Там портфель должен быть! Радист кивнул, наклонился над бортом и вытащил большой желтый портфель с металлическими нашлепками на углах. Шмайсер расстегнул ремни и достал два кожаных мешочка — один пустой, а другой с каким-то предметом внутри. Фомин развязал завязки, вытряхнут предмет, покатившийся по траве. — Мать моя женщина! Бог ты мой! — Ферфлюхте! — Доннерветтер… Сволота! — Ох, и твари вы! Стрелять вас мало! Тьфу! Поповича затрясло, Путт сглотнул, Шмайсер перекрестился, а Фомин сплюнул от омерзения. На траве лежало нечто, очень похожее на тщательно выделанный из дерева мужской орган, но преувеличенно больших, почти немыслимых размеров. Он был почти коричневым от впитавшейся в него, высохшей крови. Вырезанная по спирали змея держала во рту свой хвост. На ее теле еще видны были полустертые непонятные знаки, сплетавшиеся в причудливый узор. Вершина венчалась острыми рожками. В центре выпучивали глаза и кривили клыкастую пасть три омерзительные звериные морды. Они все были разные, глядевшие на три стороны. Глаз успел выхватить детали: одна из морд была именно бычья, остальные он не успел разглядеть. — Тв-в-вою мать! — кое-как пришел в себя Фомин и перекрестился трясущейся рукой. От увиденного и услышанного на этом страшном руднике можно было трижды сойти с ума. — Да куда уж там! От него любая женщина помереть может, а они им девочек… Кончать надо тварей… — Постой, гауптман! — Фомин взял себя в руки и глубоко задышал. — Ты, хорек недоношенный! Шахту сегодня хотели рвать, чтоб трупы завалить? — Да, Мойзес приказал! |