Книга Бета-самец, страница 31 – Денис Гуцко

Ногти гвоздями впились в горло, поверх кадыка. Знает куда. Больно. Давай-давай. Положено.

Оттолкнул ее руку, прижался губами к шее. Засопела, ослабила хватку.

Возня. Ее ладони.

— Пусти, тварь!

Так скажет: «тварь». «Пусти, тварь».

— Не пущу.

Дернулась. Ждал этого, успел перехватить поперек поясницы.

Дышит часто, но ровно. Не задыхается. Крепкая одинокая самка. Не кричит, не зовет на помощь. Всё по-честному, кто кого.

— Я не отпущу, — прошептал, смеясь. — Ни за что.

Забилась с силой, с которой он не смог уже совладать. Вырвалась. Вполоборота к нему. Поймал ворот халата, стащил вниз, до сгиба локтей…

Не спала, открыла сразу. Анна была без платка. Из-под халата белели лодыжки. Окинула его быстрым взглядом с головы до ног.

— Ты плавал?

Топилин проследил за ее взглядом, оглядел себя. К куртке на животе прилипло речное растение. Прилетело откуда-то на парапет. А он прижался.

— Гулял, — сказал он, отклеил бурый стебель и запихнул в карман. — По набережной.

Прислушивался к себе: от исступления не осталось и следа. Тихо и тепло.

Куда подевал? Только что было.

Развернулась и пошла в комнату.

Узкие голые пятки. Ухоженные, как и ожидалось, беленькие.

Топилин закрыл за собой дверь, повесил изгвазданную куртку на вешалку и прошел следом.

Она действовала на него как волнорез: мчался, предвкушая, как обрушится и сомнет, — но вот добрался, и сам не заметил, как утих.

— Решил не звонить. Заявиться по старинке.

— Я у окна стояла, когда ты подъехал, видела… Вино будешь? Хорошее.

На столе стояла полупустая бутылка красного.

— А я виски хлестал.

— Тогда не надо, наверное, вина. Голова будет болеть.

— Ну уж нет. Давай пить вино.

Анна переставила бутылку к нему поближе.

— Не берет сегодня, — сказал он. — Но я бы не прочь за компанию.

— Соседей не встретил?

— Нет, никого.

— За компанию, — повторила она, как бы обдумывая эти слова, и кивнула в сторону кухонного закутка. — Бокал возьми.

Он пошел и взял бокал в настенном шкафчике. Бокал не натерт, заметил машинально, в разводах после мытья.

Все шло не так, как представлял.

Возвращаясь, поискал глазами Сережу. Не нашел.

— Убрала, — сказала Анна. — Хотя бы до утра. Хотелось одной побыть.

— Не ладили с ним?

— Нет. Особенно в последние годы. Плохо жили.

Стоя у стола, Анна допила, поставила бокал. Топилин подошел, поставил свой бокал рядом, налил обоим. Они отпили по глотку, поглядели друг на друга вопросительно.

— Садись, — кивнула она. — Что стоим?

Они сели.

— Какой-то ты другой пришел.

— Так сколько выпито.

— Так не берет же.

Улыбнулись. Анна покачала головой. Смотрела на него и качала головой.

— Сережа работу сначала бросил, — сказала она, как будто продолжив недавно прерванный разговор. — Говорил, надоело чужую тупость опылять. Говорил, сам тупеет, растрачивается… Журнал затеялся выпускать. Поиграл, одним словом, в издателя. Все, что мы на квартиру копили, — вбухал, меня не спросил… Вообще-то он всегда в семье добытчик был. Пока не надоело ему.

«Нет, не сейчас, — взмолился Топилин. — Пожалуйста, не сейчас».

Поднялся, подошел к ней.

Она посмотрела на него снизу вверх — все так же спокойно, будто и теперь не происходило ничего необычного.

Топилин наклонился, потянулся к ней руками. Анна поставила бокал на стол.

— Да-да, конечно, — сказала она и поднялась навстречу.

Целовал ее тонкие, устрично скользкие губы и думал: нужно будет время, чтобы ужиться с этими верткими губами.

Нужно будет время.

Отстранился немного, распустил пояс халата. Анна отвела плечи назад, помогая халату распахнуться. Вот они, крошки. Все это время помнил их короткие толчки через ткань — ветер тогда был сильный, сорвал с нее шелковый платок. Топилин подул, и ожившие соски вздрогнули, затвердели. Поцеловал снова.

— Анечка.

По слогам просмаковал — мягкое, плавное.

Ну, всё. Наконец-то.

Присела, навалившись плечом. По очереди подкидывая колени, сняла трусики и медленно выпрямилась.

Топилин разделся тут же, где стоял. Тихо посмеиваясь, она придерживала его, пока он возился с брючинами, потом с носками.

— Не убегу, — шепнула, сбрасывая халат за спину. — Не убегу же. Постель наверху.

Потом постель, потом.

Притянул ее к себе, пробежал руками по спине, по кругленьким крепким ягодицам.

Когда начал ее разворачивать, она вдруг уперлась, собиралась что-то сказать, но в следующую секунду уже поддалась, встала послушно к нему спиной, расставив ноги. Он положил руку ей между лопаток. Легла локтями на стол.

— Только не грубо.

Перед ним кишели женские тела. Извиваясь и ворочаясь, слепо наползая друг на дружку, они все тянулись куда-то, чего-то искали. Словно прожорливые гусеницы на только что обглоданной ветке. Было весело за ними подглядывать. У него долго не получалось, но потом он сосредоточился и крикнул. Гаркнул погромче. И похотливые гусеницы тотчас прянули в его сторону, замерли — а потом начали складываться, пускать отростки, превращаясь в стройную голенастую саранчу.

— Потише, мужчина, — сказали ему.

Он обернулся и с заискивающей улыбкой извинился перед пышнотелой голой бабенкой, сидевшей за компьютерным столиком возле двери. Та глянула на него строго и продолжила месить клавиши. Она наклонялась к лежащему на столе листку, с которого перепечатывала, и груди ее устало присаживались на клавиатуру, а в мониторе с бешеной скоростью начинали сыпаться буквы.

Террариумные женщины с легким шлепком бились о стекло и падали навзничь, широко раскидывая руки и ноги.

Мимо со стопками документов ходили настоящие женщины. Разумеется, голые. Топилин умело сохранял невозмутимый вид. Нельзя показаться мужланом, непривычным к присутствию настоящих голых женщин.

За возвышавшейся перед ним дверью кабинета его ожидало что-то важное.

Он точно не знал что.

Сегодня долго не принимают.

Открыл глаза, приподнялся на локтях. В голове приключился короткий обвал, будто повернулся неловко в темном чулане.