Онлайн книга «Девочка моя, или Одна кровь на двоих»
Хорош, хорош! Машка не ответила. Хотела было указать направление его дальнейшего прогулочного движения с уклоном в эротику, но передумала. Раньше сядешь – раньше выйдешь! Он рвался поговорить – заселился в пансионат каким-то образом, ее не волновало, куда и как он там заселился, она второй день от него скрывается. Ну, пусть выскажется и едет домой. Домой! Прибыла вторая порция кофе и вино. Неодобрительно поднятая бровь бывшего – слава тебе, в который раз, господи! – мужа поднялась на бокал с вином. Он сел за ее столик, сделал заказ. Маша отпила вина, докурила сигарету и ткнула в пепельницу, принесенную официанткой вместе с ее заказом. – Нам надо поговорить! – объявил тему дня Юрик, когда девушка отошла от столика. – Мне не надо, – отозвалась Машка, обозревая речные дали, поля-леса, холмы-пригорки, перспективу, как говорят художники. Смешно до грустных слез – ей было безразлично, чужой, неинтересный, малоприятный мужчина – о чем говорить? Как? Каким непостижимым образом в один день человек, с которым она прожила пять лет, мог стать совершенно чужим, неприятным? И только – неприятным, никаких глубинных чувств: ни ненависти, ни обиды, ни обвинений, ни злости. Ничего! Пусто! «В душе так пусто, как в соборе, когда в нем овощи хранят!» – подкинула память к ее размышлениям строчку из дементьевских стихов. – Я думаю, что за этот месяц ты успокоилась и поняла, что нельзя так сразу, с кондачка, разрушать то, что сложилось за пять лет! – изрек Юрик явно домашнюю заготовку. Машка не удивилась бы, если б узнала, что и конспектик имеется. И витиевато, как «с кондачка», с завуалированной формой обвинения. Или прямой формой обвинения? Он всегда так строил фразы, о чем бы они ни говорили – о погоде, еде или его носках, чиновничий интеллект обвинял, указывал, поучал. Господи боже мой! Как она прожила с ним пять лет?! Куда смотрела, чем слушала?! Коматоз, не иначе затяжная пятилетняя кома. «Не начинай, Мария Владимировна, все ты уже обдумала, выводы сделала еще месяц назад! Никуда не смотрела – работала! Хорошо хоть пять лет, запросто могло быть и больше!» Она запила вином мысли, ставшие щелочно-кислотными, разъедающими, и закурила еще одну сигарету. – Ты стала курить, да еще так много. Охо-хо-шеньки, господи, ох-хо-хо! Маша не смотрела на него, испытывая новый прилив желания настойчиво предложить ему туристический индивидуальный маршрут все с тем же эротическим уклоном. Но удержалась и на этот раз – не оберешься! Лекция на тему ее открывшейся истинной сущности мало прельщала, посему и ответила почти равнодушно: – Да поняла! Надо было развестись гораздо раньше! – Давай обойдемся без актерства, – начальственным тоном потребовал Юрик. – Я понимаю, тебе неприятно и ты обижена, но, Мария, ты интеллигентный и весьма образованный человек, зачем опускаться до балагана! Да что вы говорите?! Раньше все ее регалии и звания не считались поводом подозревать в ней наличие интеллигентности и образованности. Между прочим, кончилась та Машка, теперешней Марии Владимировне вся эта чушь надоела! – Так, Юра, хватит! Поговорили – иди! Свободен! – произнесла она профессорским тоном безнадежному двоечнику. Юра спокойно отпил кофе. Она и не заметила в своих созерцаниях «перспективы» водной глади и омываемых ею берегов, когда принесли его заказ. – Я все понимаю! – напустил грусти в голос бывший муж, сбавив напор. Отпил кофе, оттопырив мизинчик, поставил аккуратно чашечку на блюдце и произрек: – Я виноват. Я приехал извиниться. – Извиняю. Теперь можешь уезжать. Чего она завелась, собственно? Неинтересно все это. «Ты бы не блеяла овцой, а втыкала им с мамашей, пока жили вместе, чего сейчас-то буйствовать? Кто он тебе? Нуль. Нуль, помноженный на бесконечность!» – Я хочу, чтобы мы снова жили вместе. – О как! С каких кренделей, интересно? – распоясалась Мария Владимировна. Он скривился. Не глядя на него, она знала, что он брезгливо скривился – ну, еще бы! Что за плебс! – Мария! Ну, не мог он сдержаться, не мог, и все! А привычка к дрессуре? Никуда не денешь! – Потому что мы муж и жена! Ну поругались, чего в семье не бывает, ну развелись под горячую руку! Но это ничего не значит! Да, я изменил, обидев тебя этим. И ты не представляешь, как я себя корю… Вот поэтому Машка и избегала разговоров с ним! Сначала думала, что надо поговорить, объяснить Юре, что не может с ним жить, а потом в один момент поняла, что обречет себя на выслушивание напыщенного чиновничьего бреда человека, который никого, кроме себя, не слышит, и будет эта бодяга длиться бесконечно, пока он не доведет ее до белого каления или дурдома! – …Прости меня, я только сейчас понял, как верность для тебя важна… «Значит, справки наводил через свои каналы, не было ли у меня в Америке любовника», – поняла Машка. – …И я уважаю и одобряю эту твою жизненную позицию. «Бурные аплодисменты!» Он помолчал. В профессионально исполняемой декламации авторского текста предусматривалась пауза, подчеркивающая степень осознания и уважения к «жизненной позиции». Интересно, что у нас по тексту дальше? – Мама слегла. «Ах да, как же без мамы-то!» – усмехнулась про себя Машка. – В больнице. Не смогла перенести нашего развода. Сердце. Ты должна съездить, навестить ее, она тебя ждет, все время спрашивает о тебе. Пожалуй, он прав, не стоит устраивать балаган и актерские капустники. Пора заканчивать фарс, а то до утра не расхлебаешься! Машка посмотрела на него, села ровно в кресле, сняв ноги с кошелки. – Нет, не должна. Я не должна навещать твою маму, встречаться с тобой и выслушивать всю эту чухню и общаться с тобой не должна. Я ничего вам не должна! Вы посторонние мне люди. Мы раз-ве-де-ны! Все, Юра, ты мне никто! Отвернулась от него, откинулась на спинку кресла, затянулась сигаретой. Она слишком хорошо все понимала. Юрик привык жить в удобстве и комфорте, в полном потакании его желаниям, капризам, с бесплатной, никогда не возражающей обслугой в лице жены. Машка потому так долго и прожила с ним, что процентов на девяносто, а то и больше не слышала вообще, что он говорит, потому что все ее мысли были заняты наукой – она работала постоянно, обдумывала данные, даже когда стирала, готовила, занималась хозяйством – ей проще было сделать, что он требует, чем вникать, как он требует. |