Книга Избранница, страница 68 – Стефани Лоуренс

Поплотнее запахнувшись в халат, девушка пошла по коридору к лестнице, слабо освещенной ночной лампой. Овчарка ворчала, перед тем как уйти. Может быть, почуяла кошку у двери. А если не кошку? Если это очередная попытка Маунтфорда проникнуть в дом! Вдруг он что-нибудь сделал с собакой?

Сердце Леоноры сжалось: когда Генриетту принесли в дом, она была лишь смешным меховым комочком. А потом стала настоящим другом. Единственной живой душой, которой девушка, не стесняясь, поверяла свои мысли и чувства.

Она тихонько двигалась к лестнице и продолжала уговаривать себя, что на Монтроуз-плейс полно кошек. Должно быть, подле дома бродили целых две, поэтому овчарка так задержалась.

Вот и лестница. Надо зажечь свечу, ведь внизу совсем темно. Если Генриетта притаилась, выслеживая кошку, можно налететь на нее в темноте. Именно здесь имелся столик, на котором лежали свечи и спички. Взяв простой подсвечник, девушка зажгла свечу и пошла вперед. Стены коридора выступали из тьмы, как только маленькое пламя разгоняло мрак. Это стены ее дома, а потому тени, задержавшиеся в углах и под потолком, не пугали. Тапочки тихонько шлепали по полу. Мимо комнаты дворецкого и экономки. Вот и лестница, которая ведет в кухню.

Леонора взглянула вниз. Сначала ей показалось, что там кромешная тьма, но потом она стала различать светлые квадраты окон, и небольшое окошко над дверью черного хода тоже пропускало немножко лунного света. К сожалению, его было мало, и она смогла различить лишь очертания собаки, лежащей у стены. Овчарка замерла, положив голову на лапы.

— Генриетта? — негромко позвала Леонора, изо всех сил вглядываясь в темный силуэт. Но собака оставалась совершенно неподвижной.

Что-то не так. Ни одно животное, тем более собака, которую зовет хозяйка, не может оставаться столь неподвижным. Тут Леоноре пришло в голову, что, по собачим меркам, овчарке уже немало лет. А вдруг у нее удар? Девушка подхватила длинные полы халата, чтобы не споткнуться, и с криком:

— Генриетта! Что с тобой? — бросилась вниз по лестнице.

Она была уже на последней ступеньке, когда темная тень отделилась от стены и перед Леонорой вырос мужчина. Пламя свечи озарило его лицо дьявольским светом. Леонора открыла рот, но закричать не успела. Голова вдруг взорвалась болью, и свет начал меркнуть. Она успела только удивиться, почему гаснет свеча, вытянула руки вперед — и провалилась во мрак. Последнее, что она услышала, был душераздирающий вой Генриетты. А потом опять боль и тьма.

Долгое время она пребывала в блаженном забытьи, не увствуя боли. Потом сознание стало возвращаться, и некоторое время Леонора просто слушала голоса, звучавшие вокруг. Слов она не разбирала — просто какие-то звуки были сердитыми, а остальные — испуганными. И что-то хорошее тоже было. Ах да, это Генриетта, она здесь, рядом, сопит ужасно и лижет ее пальцы своим шершавым языком.

Леонора попыталась открыть глаза, но это оказалось дедом нелегким. Веки словно налились свинцом, ресницы склеились и не желали пропускать свет. Голова болела. Она неуверенно поднесла руку ко лбу и поняла, что голову стягивает повязка. Голоса разом смолкли.

— Она пришла в себя!

Это ее горничная, Харриет. Вот она осторожно погладила хозяйку по руке и преувеличенно бодрым голосом произнесла:

— Не волнуйтесь, мисс, доктор уже был и сказал, что ничего серьезного. Скоро будете как новенькая.

— Ты в порядке, сестричка?

Джереми тоже был где-то рядом… «А собственно, где я, — подумала Леонора. — Это не постель. Ноги чуть выше головы. Гостиная, должно быть».

— Просто полежи спокойно, дорогая, — раздался расстроенный голос дяди. Он тоже осторожно погладил племянницу, почему-то по коленке. — Бог знает, куда катится этот мир.

— Она быстрее придет в себя, если вы не будете толпиться вокруг и беспокоить ее. — Это больше напоминало рычание, но Леонора готова была улыбнуться.

Тристан.

Она открыла глаза и сразу увидела его. Он стоял в ногах кровати и выглядел… страшно — так неподвижно-сосредоточенно было его лицо, таким недобрым светом горели глаза…

— Что произошло? — спросила Леонора.

— Вас ударили по голове.

— Это я помню. — Она с трудом скосила глаза туда, где подле ее руки сопела Генриетта. — Я пошла искать Генриетту. Ее не было слишком долго, и я начала волноваться…

— И вы пошли за ней вниз.

— Да. Я подумала, что с ней что-то случилось… И она правда лежала там, у задней двери, совсем неподвижная…

— Кто-то подсунул под дверь блюдце с портвейном, добавив в него приличную дозу лауданума [1] . Собака заснула.

Леонора положила ладонь на большую мохнатую голову и заглянула в темные преданные глаза.

— Она в порядке?

— Абсолютно. Доза была недостаточно велика, чтобы причинить ей серьезный вред. Просто вызвала сонливость.

Девушка вздохнула, поморщилась от резкой боли в голове и, взглянув на Тристана, твердо сказала:

— Это был Маунтфорд. Я столкнулась с ним на лестнице нос к носу.

Лицо Трентема исказилось от ярости, и Леонора слегка испугалась: она чувствовала себя виноватой в том, что не проявила должной осторожности.

Но остальные, не понимая, о чем речь, в недоумении и растерянности смотрели на нее.

— Кто такой Маунтфорд? — спросил Джереми. — О чем вообще речь?

— Это тот грабитель, которого я видела в саду, — неохотно пояснила Леонора.

Эти слова повергли сэра Хамфри и Джереми в шок. Реальность настигла их неожиданно и грубо поставила перед фактом, который никак нельзя было приписать бурному воображению девушки и проигнорировать. Воображаемый объект не мог одурманить собаку и ударить ее по голове.

Горничная вскрикнула, дядя, покраснев от волнения, что-то говорил, Джереми о чем-то спрашивал и требовал объяснений. Шум стал невыносимым, Леонора закрыла глаза и опять потеряла сознание.

Напряжение все возрастало. Трентем чувствовал себя как натянутая струна, на которой безумный скрипач играл какую-то дикую пьесу. Все нервы вибрировали, ему хотелось как можно быстрее добраться до негодяя, действовать… но сейчас Леоноре он был нужнее. Увидев, что глаза ее закрылись, а лицо потеряло выражение страдания, он решительно выпроводил всех из комнаты. Ему даже удалось сделать это не слишком грубо, хоть они и подчинились крайние неохотно.

Должно быть, они почувствовали в Трентеме слишком большую уверенность. А он смотрел на них чуть ли не с презрением. В его глазах они пали совсем низко — не сумели усмотреть за девочкой! И эта горничная — кажется, такая преданная — тоже не уследила.

Отослав Харриет готовить отвар из трав, который прописал врач, Тристан вернулся к Леоноре. Она все еще была в забытьи и очень бледна, но все же это была не та смертельная бледность, которая покрывала ее щеки, когда он увидел ее пару часов назад.