Книга Хозяйка Дома Риверсов, страница 91 – Филиппа Грегори

Но зря мы надеялись, что в ее покои вот-вот ворвется восхищенный король, довольно улыбаясь и протягивая к ней руки. Мы прождали целый час — было слышно, как часовой выкликает время. Наконец за дверью раздались торопливые шаги, стража распахнула двери, мы вскочили, ожидая появления короля с сияющим от восторга мальчишеским лицом, однако в покоях королевы снова появился Ричард Танстол, дабы сообщить королеве слова ее супруга.

— Его милость приказал передать вам следующее: «Эта новость послужит наивысшим утешением и для нас, и для всех истинно преданных нам людей», — буквально процитировал он короля и нервно сглотнул, глядя на меня.

— И это все? — не удержалась я.

Он кивнул.

Королева непонимающе на него смотрела.

— Так король придет ко мне?

— Не думаю, ваша милость. — Камергер откашлялся. — Но он был так счастлив! Он даже наградил меня за то, что я принес ему столь радостное известие, — осмелился добавить он.

— А он навестит ее милость перед обедом? — допытывалась я.

— Он велел пригласить его личного ювелира и собирается заказать у него для королевы какое-то особое украшение, — уклонился от прямого ответа камергер.

— Но что он делает сейчас? — осведомилась Маргарита. — Прямо сейчас? Что он делал, когда вы уходили от него?

Ричард Танстол снова поклонился.

— Он отправился воздавать хвалу Господу в свою личную часовню. Наш король, как всегда, встал на молитву.

— Хорошо. — Лицо Маргариты было печальным. — Хорошо, вы свободны.

До вечера мы так и не увидели короля. Лишь перед самым обедом он заглянул навестить королеву, как и делал каждый день. Он в присутствии всех фрейлин поцеловал ей руку и обмолвился, что в высшей степени доволен полученным известием. Я невольно посмотрела по сторонам: судя по всему, фрейлины, находившиеся в это время в комнате, были потрясены не меньше меня. После восьми лет бесплодного брака и мучительного ожидания эти двое наконец-то ухитрились зачать дитя, сделавшее их брак полноценным, а их трон — незыблемым, так почему же они ведут себя так, словно едва друг с другом знакомы?

Маргарита, впрочем, держалась по-королевски, не проявляя ни малейших признаков того, что ожидала от мужа большего восторга или хотя бы тепла. Она учтиво поклонилась Генриху, улыбнулась ему и произнесла:

— Я очень рада, что доставила вам удовольствие, и молю Бога, чтобы у нас родился сын. Ну а если нет, то прекрасная дочка, а сын будет следующим.

— Так или иначе, Господь, конечно же, благословит любое наше дитя, — ласково заметил король.

Он подал Маргарите руку и повел ее в обеденный зал, где заботливо усадил ее рядом с собой и принялся выбирать для нее самые лучшие куски мяса и самые мягкие ломти хлеба. А сидевший напротив них Эдмунд Бофор смотрел на них обоих и улыбался.

После обеда королева выразила желание пораньше уйти к себе, и весь двор поднялся, когда мы покидали обеденный зал. Но только Маргарита добралась до своих покоев, как тут же, оставив своих фрейлин и поманив меня за собой, прошла в спальню и закрыла за собой дверь.

— Снимите с меня головной убор, Жакетта, — велела она. — Я так устала от него, у меня даже голова болит.

Я развязала ленты, сняла с ее головки высокий конус и аккуратно отложила в сторону. Под него на голову привязывали еще и подушечку, помогавшую удерживать тяжелый убор в вертикальном положении. Я отвязала подушечку, распустила Маргарите косы, взяла щетку и стала с нежностью расчесывать густые пряди. Она даже глаза закрыла от наслаждения.

— Слава Богу, так гораздо легче, — вздохнула она. — Заплетите их совсем слабо, Жакетта, и пусть мне принесут стакан теплого эля.

Расчесав ее золотисто-рыжие волосы, я заплела их в свободную косу, потом помогла Маргарите снять оба платья, верхнее и нижнее, и она, накинув свой льняной пеньюар, забралась на высокую кровать; среди этих тяжелых богатых занавесей и толстых одеял она выглядела совсем ребенком, и я с тревогой сказала:

— Теперь вам надо быть особенно осторожной. Вам нужно чаще отдыхать. Все станут о вас заботиться, а вы постарайтесь просто отдыхать и ни о чем не думать.

— Интересно, кто у меня родится, — лениво промолвила она. — Вы как считаете, это будет мальчик?

— Хотите, чтобы я взяла карты? — спросила я, готовая на все, лишь бы ее ублажить.

Она отвернулась и, к моему удивлению, ответила:

— Нет. И даже думать не смейте о том, кто у меня родится, Жакетта!

Я рассмеялась.

— Но я просто обязана думать об этом! Это же ваш первый ребенок. Если это мальчик, то он станет следующим королем Англии. Для меня большая честь — думать и заботиться о нашем будущем короле. Да я бы и так непременно думала о нем — хотя бы из любви к вам.

Она нежно коснулась пальцем моих губ, словно требуя замолчать, и заявила:

— В таком случае не думайте о нем слишком много.

— Слишком много?

— Во всяком случае, думая о нем, ни в коем случае не прибегайте к вашему дару пророчества, — пояснила она. — Пусть малыш расцветает незаметно, как цветок.

На мгновение мне показалось, что она просто опасается какой-нибудь ерунды — старинных суеверий, деревенского колдовства, сглаза или недоброго слова.

— Надеюсь, вы не считаете, что я способна причинить ему какой-либо вред? Ведь если я буду просто думать о нем, это не нанесет ему…

— Ох, нет! — Она тряхнула своей золотистой головкой. — Нет, дорогая Жакетта, что вы! Я ни в коем случае так не считаю. Просто дело в том… Просто я бы не хотела, чтобы вы знали все… не надо вам все знать! Некоторые вещи являются очень личными, интимными… — Она вдруг покраснела и отвернулась от меня. — Нет, вам не стоит все знать.

По-моему, я догадалась. Неизвестно, к каким уловкам ей пришлось прибегнуть, вызывая интерес к себе у такого холодного супруга. Неизвестно, какой соблазнительницей ей пришлось стать, заставляя его бросить молитву, подняться с колен и лечь с нею в постель. Может, она даже решилась подражать грязным уличным шлюхам и теперь стыдится самой себя?

— Что бы вы ни сделали, зачиная ребенка, оно того стоило, — решительно произнесла я. — Вы должны были зачать дитя, а если это будет сын, так тем лучше. Не думайте о себе плохо, Маргарет, а я так вообще ни о чем таком и помышлять не стану.

Она подняла глаза.

— По-вашему, действительно любые мои действия не будут считаться греховными, если благодаря им у Англии появится наследник престола?

— Если вы и совершили грех, то это был грех во имя любви, — ответила я. — И он никому никакого вреда не причинил. А в таком случае каждый грех простителен.

— И мне не нужно в нем исповедаться?

И я вспомнила епископа Айскау, который внушил молодому королю, что ему ни в коем случае нельзя делить ложе с молодой женой в течение первой недели, ведь тогда молодые супруги познают грех плотской страсти.