Книга Леди-послушница, страница 124 – Симона Вилар

— И вы прекрасны, как истинная королева эльфов — клянусь веточкой дрока, давшей прозвище всему нашему семейству! Мне говорили, что саксонки бледны и бесцветны, но я готов заставить любого из этих болтунов проглотить пряжку от их ремня, если при мне повторят подобное. Ибо вы настоящая саксонская красавица, я понял это с того момента, как разглядел вчера ваше лицо при свете костра, ваши дивные кудри и созданные для поцелуев уста.

— И это с залитым кровью глазом? — Девушка поправила его немного сползающую повязку.

— О, прекрасную деву я вижу не только глазами. Я ее ощущаю тут, — и Генрих приложил ладонь к широкой груди на уровне сердца.

Все же он был забавен. И Милдрэд беспечно болтала с ним, пока он нарезал снедь, добытую из переметной сумы: большую буханку хлеба, ломти сыра и кусок кровяной колбасы. При этом он улыбался, и девушка подумала, что ему это идет — такая светлая, лучистая была у него улыбка. Генриха Плантагенета никто не назвал бы красавцем, но все же в нем проглядывало нечто привлекательное и наполнявшее обаянием: его лицо излучало неожиданную в столь юном возрасте силу, которая для мужчины важнее всякой красоты. Милдрэд отметила, что ей нравятся даже его веснушки и растрепанные каштаново-рыжие волосы, густые, будто мех. Черты юноши хоть и не отличались правильностью, но казались живыми и выразительными. У него была очень сильная шея, квадратный подбородок и небольшой рот — пухлый и яркий, из тех, что принято считать чувственными. Глаза темно-серые, широко расставленные, с постоянно меняющимся выражением: они то искрились весельем, то затуманивались нежностью, когда Плантагенет отпускал собеседнице очередной комплимент, однако вмиг посуровели, едва речь зашла о предателе отце Эммануиле, потом погасли при упоминании павших спутников. Плантагенета волновало, что их тела так и остались лежать на дороге у аббатства, но Милдрэд поспешила утешить его: Англия христианская страна, так что будет кому позаботиться о погребении, да и монахи обязаны отпевать и хоронить тех, кого обнаружат на своей земле. Генрих отчасти успокоился, но все твердил, что при первой же возможности закажет службу за упокой их души. Принц-беглец не сомневался, что это случится в самое ближайшее время: он верил в свою удачу и предназначение, чем невольно напомнил девушке Артура. Но если Артур просто был жизнерадостен от природы, то Генрих воспринимал удачу как некое неотъемное свое право. Ибо не сомневался, что само провидение помогает ему и однажды он станет королем! Он даже торжественно взмахнул рукой, в которой был зажат кусок колбасы, будто уже поднимал скипетр.

— Не стоит кричать об этом на весь лес, — произнес появившийся из шалаша Артур.

Его рука все еще была на перевязи, но он вынул ее, когда откидывал назад свои растрепавшиеся длинные волосы, хотя и чуть поморщился от боли. Милдрэд озабоченно спросила о его самочувствии.

— На мне все заживает, как на кошке, у которой несколько жизней. И если наш вельможный спутник поделится со мной колбасой, я буду совсем как новый шиллинг.

Генрих широким жестом указал на разложенную на куске холстины снедь.

— Угощайтесь. Я тоже редко бываю в настроении на пустой желудок. Но главное, что способно развеселить, вот здесь, — и он протянул мех с вином.

Он смотрел, как Артур запивает хлеб с сыром, и даже засмеялся, когда на лице того стала расползаться блаженная улыбка.

— Это вам не английское пиво, от которого только пучит.

Артур лукаво глянул на Плантагенета:

— Если вы, милорд, думаете стать королем Англии, вам следует полюбить наше пиво.

— А я и так его люблю — в жару, — уточнил Генрих. — Как и полюбил ваши сыры и пироги с олениной.

— С олениной? — иронично изогнул бровь Артур. — Не знаю, никогда не ел.

И откинул голову, направляя струйкой в рот вино из меха.

Генрих неожиданно стал серьезен. Он понял: оленина — лакомство для благородных, простолюдинам запрещается охотиться на оленей. Неужели же он обязан своим спасением простолюдину?

Какое-то время они молча жевали, не сводя друг с друга глаз. Наконец Генрих сказал:

— Вы вчера представили мне вашу спутницу, но не представились сами. Как же имя моего спасителя?

— Меня называют Артуром из Шрусбери.

— Артуром? О, так звали легендарного валлийского короля, рассказы о котором столь любят при дворе моего отца.

Артур был и удивлен и обрадован тем, что иноземцы знакомы с валлийскими легендами. Но Генриха пока интересовал только его собеседник.

— Что заставило тебя, Артур из Шрусбери, встать на мою защиту? Кому ты служишь? Кто тебя послал?

— Я поступаю так, как мне угодно. И никому не служу.

Подозрительность Плантагенета явно забавляла его. Тот стал медленнее жевать, осмысливая услышанное.

— Так не бывает.

— Надеюсь, ваш мир не пошатнется, если скажу — так бывает.

И он с удовольствием допил остатки вина, небрежным жестом перекинув опустевший мех наследнику короны. Плантагенет безотчетно поймал, продолжая внимательно и серьезно смотреть на собеседника. Глаза его стали темными, как гранит.

— Все кому-то подчиняются. И лучше тебе сказать мне правду. Кто ты? Наемник, сквайр, младший сын землевладельца, духовное лицо… — он хмыкнул, ибо Артур меньше всего походил на священнослужителя. — Может, ты сокман [93] или… крепостной. Или даже беглый крепостной? — и он подмигнул, словно давая понять, что так не думает, но хочет поддразнить Артура.

— Ну, зачем же такие низкие подозрения? Вы бы еще осмотрели мою шею — не осталось ли на ней следов от ошейника домашнего раба. Ладно, я постараюсь успокоить вас, милорд. Меня никто не нанимал ни чтобы спасти вас, ни чтобы втереться к вам в доверие. Просто я услышал, о чем говорили эти разбойники на постоялом дворе, и так уж я устроен, что не одобряю, когда многие нападают на одного. Поэтому и решил вмешаться. Но сам я… Скажем так: я просто вагус.

— Вагус? — переспросил принц. — На латыни это нечто вроде бродяги?

Генрих, похоже, успокоился, но и как будто погрустнел. Обычный бродяга без службы и положения немного стоил в его глазах.

— В любом случае, вагус Артур, я отдаю себе отчет, чем обязан. И ты имеешь право просить за мое спасение награды. Чего ты хочешь?

— Чего мне еще желать, если меня накормил и напоил сам глава анжуйской партии Генрих Плантагенет?

— Будущий король Англии! — завершил сказанное юный наследник и рассмеялся.

Артур тоже засмеялся. Поистине, заносчивость этого сидевшего на земле среди угольных ям принца была забавна.

Милдрэд переводила взгляд с одного на другого. Ее поражала дерзость Артура, столь свободно державшегося с Плантагенетом, который ни на миг не забывал о своем положении. Генрих казался ей более трезвомыслящим, и она не понимала, чем гордится Артур, заявляя, что просто свободный человек и по своему усмотрению решает, кому служить, как долго и за какую плату.