Книга Звериный подарок, страница 49 – Юлия Шолох

— Ты — люна-са. Ты можешь быть только женой. Никакие деньги, власть, ничего не идет в сравнение с тем, что может сделать люна-са. — Такой голос, такой безжалостный, почему?

— Что я могу?

— Хм, ну примерно отвечу. Можешь… сделать счастливым. А можешь… замучить. Иссушить. Убить.

— Это неправда! Я не могу ничего такого. Ждан, зачем тебе этот брак? Я знаю, ты меня не любишь. Мы не будем счастливы! Я тебя не люблю!

Он тут же крепко хватает меня за локоть, выворачивая чуть ли не до боли.

— А кого ты… любишь? — шипит голос, совсем не похожий на Ждана. Он же… хороший, никогда не видела его таким страшным. Даже когда убивал. Не верю, не такой!

— Никого.

Он нервничает, сглатывает.

— Прекрасно, значит, все получиться. Вот если бы твое сердце было занято, я бы подумал. Теперь уверен, из нас выйдет отличная пара. Со временем привыкнем друг к другу. Дети пойдут, тоже неплохо. Вижу, ты сейчас не готова показываться делегации. До утра еще есть время, отдыхай.

Ждан резко отпускает мою руку и уходит. Все вокруг поднимается ввысь и вот я на коленях, как будто самое время молиться. Не верю, что это был он. Совсем другой, чужой… злой.

За что? В комнату заглядывает Верея и вылетает, увидав меня на полу, встать сил просто нет.

Убежать! Вот что я сделаю. Прямо сейчас.

Ноги вот только отказываются вставать. И лицо Правителя. Он сказал, это очень важно, настолько важно, что ему пришлось приказать. И это было нелегко, видела, как сложно ему дались эти слова. Каждое слово. Мог бы — меня не трогал, точно знаю.

— Вот она, — Верея залетает и прижимается к стене. За ней — Дынко.

— Рыдает. Конечно же, — спокойно говорит, безо всяких усилий поднимая меня на ноги. Правда, приходится держать, чтобы я не опустилась назад.

Разве я рыдаю? Слезы, может и есть, но так, ничего серьезного. Они давно уже все закончились.

— Со всех сторон какой-то цирк, хожу и поражаюсь. К чему все эти сложности? Выдумали столько ерундовых планов, неведомо чей глупее, — Дынко сажает меня на кровать и начинает вытирать лицо рукавом своей рубашки. Что в этом жесте такое… милое, отчего слез становится только больше. — Верея, воды дай!

Та выбегает.

— Сейчас мы с тобой пойдем и посмотрим на весьма интересное зрелище. Только рыдать не надо больше. А еще намекают, что это я простофиля! — доверчиво обращается к вернувшейся Верее, выхватывая стакан с водой из рук.

— На, пей. Все? Погоди пока рыдать. Ох, влетит же мне! Пошли.

Он поднимает меня и тащит к двери. А там, оглядываясь по сторонам, аккуратно куда-то ведет. Прячет за спиной, как будто мы задумали что-то нехорошее.

— Верея, вернись в комнату, — рявкает Дынко, — а лучше вообще в свою! Дарька, а ты тихо чтоб себя вела. Чтоб ни звука, слышишь?

Я киваю, хотя он уже не смотрит. Поднимаемся выше, мимо коридора, где толпятся несколько охранников, обходим по соседнему, мимо высокой, разукрашенной плавными узорами двери, пока не попадаем в темный узкий угол с небольшой дверцей, спрятанной за тусклыми портьерами. Дынко жестом фокусника выхватывает из кармана ключ и прижимает палец к губам.

— Тихо мне, — говорит, поворачивая ключ в замке и медленно приоткрывая дверь. В узкую щель сразу лезут незнакомые голоса, слишком тихие, чтобы расслышать, о чем речь. Дынко тянет меня за руку и медленно отходит в сторону. Мы на балкончике тронного зала, передо мной большое круглое помещение, выложенное горным мрамором, по периметру вогнутый потолок поддерживают колоны. Прямо подо мной куча людей, белоглазые! Такие, как в лесу напали, цепляюсь руками за перила балкона, крепкое дерево чуть ли не стонет под моими пальцами.

— Да нет же, левее, — нетерпеливо говорит Ждан.

Левее? Я поворачиваю голову. Левее помост, церемониальные места, для княжеской семьи. На троне из такого же камня как вокруг, правда отделанного серебряным металлом, сидит прямой Литовай, а рядом… рядом стоит Радим, на нем странная одежда, не кожа, как обычно, а из ткани, что-то вроде длинного кафтана, наглухо застегнутого. Радим?

— Поняла? — тихо шепчет Дынко прямо в ухо. — Мы всегда кого-то другого за вожака выдаем, когда едем в чужую страну. И его меньше донимают, и нам проще защищать.

Радим… Вожак… Так вот за кого меня собираются выдать замуж. Но… разве так бывает? Разве может все сложится настолько хорошо, что даже сказочник такого не выдумает? И даже если правда, ведь есть еще… Власта? Но это же… сестра.

В этот миг он стал моим. Я отпустила свою любовь. Разрешила ей жить. Вокруг мгновенно взорвалась яркая вспышка, буквально приподняв меня над полом.

Дынко поймал меня, когда я почти вывалилась с балкона. Белоглазые с интересом наблюдали за происходящим над головами, как Дынко, схватив меня в охапку, тащит наружу, за дверь. Не забыв ее запереть, почти несет дальше по коридору, причитая:

— Что за невезение! Теперь точно влетит по самый не балуйся! Не могла как-нибудь тише себя вести, или предупредить что ли, что сигать вниз собираешься. Кстати, я тебе только что жизнь спас, так что мы квиты. Спас точно. Если б ты свалилась белоглазым на голову, они бы решили, что это нападение и тебя точно сразу бы пришибли. Не посмотрели бы на твой статус.

Так и затащил в комнату, где Верея, скромно потупив глазки, пристроилась в углу на сундуке. Дынко ставит меня у кровати, осматривает и поправляет закрутившееся вокруг ног платье. Как будто я сама этого сделать больше не могу.

— Все, сиди тихо. Если что, я ничего тебе не говорил, ясно?

Дынко пятится к двери, а я стою напротив, как будто вросла в пол. Моя любовь растекается вокруг.

До двери Дынко не дошел, она распахнулась и инстинкт самосохранения быстро подсказал ему, что лучше переждать в углу.

Радим влетел как молния, через секунду мое лицо обжигали его горячие ладони. Заглянул в глаза и позвал. Голоса окружили, заглушив все остальные звуки. Шепот и плач, смех и пение, как тогда на поляне. Вот что это было — он меня звал. Тогда среди ночи, встретив у озера — звал. Каждый раз, когда смотрел в лесу у костра — звал. Каждый раз, оказываясь рядом — звал. И по ночам, у двери… Так… прекрасно.

В глазах напротив появилось настороженное ожидание.

— Ты слышишь?

— Да. — Я ответила и в голоса вплелась почти неуловимая воздушная нотка. Моя мелодия. — Люблю тебя.

Как можно было не услышать его раньше? Настолько бояться? Закрываться? Настолько не доверять себе?

— Моя люна-са. — От его жаркого шепота сердце почти останавливается. Теперь он меня целует, как и хотела. Теперь, когда стало совсем неважно, кто кого. — Моя любовь…

Буду ли я когда-нибудь счастливей, чем в этот момент? Неподражаемо близкий голос заставляет дрожать.