Онлайн книга «ТАСС уполномочен заявить»
— Почему? Ведаем. — Слишком высок культурный уровень? Все грамотны? Слишком много поэтому вкусовщины? Личных симпатий? — Скорее — антипатий. Про уровень вы правы лишь отчасти, вы проецируете культуру России на мир — это ошибка. — Друзья, а не пора ли нам подумать о женщинах? — сказал Глэбб. — Я, конечно, понимаю, интеллектуалы, культура, но ведь вы — не бесполы, я надеюсь. Или мистер Славин опасается последствий? Насколько мне известно, вашим людям запрещены такого рода общения… «А вот и птички, — подумал Славин. — Все по плану. Старо, как мир, но ведь действует, черт возьми. Что ж, посмотрим его клиентуру». Славин заметил: — Вашим тоже, как я слыхал, такого рода общения не рекомендованы. Глэбб посмотрел в глаза Славина, куда-то даже в надбровья, лицо его на мгновенье сделалось тяжелым, мертвым, но это был один миг всего лишь, потом он отошел к телефону, легко упал в кресло, достал из заднего кармана брюк потрепанную записную книжку, заученно открыл страницу, глянул на Славина, страницу закрыл и начал копаться, изображая лицом деда-мороза, затевающего веселую игру, которая кончится прекрасным подарком. — Вам кого, белую или черную? — спросил он, по-прежнему листая книжку. — А я дальтоник, — ответил Славин. Пол Дик расхохотался. — О, какой хитрый мистер Славин! — сказал Глэбб. — Вы все время уходите от точного ответа… — Точных ответов требует суд. — Вам хорошо известна работа суда? — Конечно. Пол сказал: — Лучше, чем тебе, Джон. Он просидел вместе со мною весь Нюрнбергский процесс — от звонка до звонка. — То была политика, Пол, а сейчас мистер Славин отвечает мне по поводу женщин, как опытный тактик: ни да, ни нет, и во всех случаях он чист перед инструкцией. — Какой именно? — спросил Славин. — Какую инструкцию вы имеете в виду? Глэбба спасло то, что пришел официант из бара с бутылками виски и льдом; Славин понял, что Глэбб не сможет вывернуться — действительно, как коммерсанту объяснить знакомство с инструкцией? Пол сразу же выпил, налил Славину и Глэббу. — Сейчас, — откликнулся Глэбб, набирая номер, — одну минуту, Пол. Он долго слушал гудки, вздохнул, дал отбой, набрал следующий номер. — Твои девки уже залезли в ванны в других номерах, — сказал Пол, — ну их к черту, шлюхи. — Фу, какая гнусность, — сказал Глэбб. — Нельзя быть таким циником, Пол. Просто тебе не попадались женщины-друзья, у тебя были одни потаскухи. — Лучшая женщина-друг — бесстыдная потаскуха, с которой не надо говорить о Брамсе и притворяться, что понимаешь Стравинского. — Алло, Пилар, — сказал Глэбб, набрав номер. — Я сижу в обществе двух умнейших людей. Ты не хотела бы присоединиться к нам? Почему? Ты меня огорчаешь, Пилар… Ну пожалуйста… Я тебя очень прошу, а? Вот молодец! Шестьсот седьмой номер, Пилар, мы сидим здесь. Ждем! Пилар, действительно, была хороша: высокая, хлысткая испанка с громадными глазами, улыбка — само обаяние; она мило поздоровалась с Полом и Славиным, поцеловала Глэбба — дружески, целомудренно, в висок, по-хозяйски включила радио; «Хилтон» передавал свою джазовую программу, и она не ошиблась, нажала нужную кнопку; приняла от Славина виски, чуть пригубила и, заметив его взгляд, объяснила: — Не сердитесь, все же я испанка, мы пьем вино, по пьянеем не от него, а от умных собеседников. «А я сейчас предложу ей беседу, — похолодев от волнения, стремительно подумал Славин. — И собеседника, прекрасного собеседника». Все эти часы и дни, начиная еще с первой беседы в кабинете Константинова, он жил версией: русский, приславший письмо, наверняка один из тех бедолаг-эмигрантов, которые влачат горькую судьбину, работая в сфере услужливого рабства. За это платят, а в «Хилтоне» — вполне пристойно. Однако сейчас, в течение всего этого долгого разговора, Славин не мог даже предположить, что оперативное решение придет к нему столь неожиданно. Видимо, впрочем, извечный закон о переходе количества (в данном случае раздумий, прикидок, поисков оптимального решения) в качество привел Славина к действию, на первый лишь взгляд странному, а в сути своей единственно — в данной ситуации — разумному. — Минутку, — сказал Славин, поднявшись, — я сейчас вернусь. — Что случилось? — подался вперед Глэбб. — Кое-что, — ответил Славин. Он спустился в ресторан, чуть пошатываясь подошел к метрдотелю и спросил: — Слушайте, у вас тут никого нет из официантов, кто был бы родом из Англии или Германии? Лучше б, конечно, из России, но, видимо, это из области фантазии, нет? — А в чем дело, сэр? Француз не может вас устроить? Наш бармен француз… — Это — на крайний случай… Я хочу угостить даму, которая не пьет виски, одним коктейлем, русским коктейлем… — Погодите, погодите, у нас в подвале работает Белью, он, кажется, родом из Восточной Европы… Когда бастовали наши черные лакеи, мы брали его на номера… Одна минута, сэр… Метрдотель снял трубку телефона, набрал цифру «три», спросил: — Луиш, скажите, Белью уже кончил работать? Им интересуется гость из… — Шестьсот седьмого, — подсказал Славин, расслабившись, чтобы не так чувствовалась его устремленная напряженность. — Из шестьсот седьмого. Понятно, Луиш. А когда он заступает на смену? В восемь? Спасибо. Метр положил трубку: — Этот Белью заступит на работу в восемь утра, сэр, очень сожалею… — Тогда я попрошу вас поднять ко мне бутылку шампанского… — Какой сорт? Сладкое? Или «брют»? — Все равно, только — русское. — Но с американской этикеткой, если позволите, сэр; красные делают «брют» для Штатов. — Жаль, что с американской этикеткой… — Я попробую поискать в наших погребах, сэр. Русские сменили этикетку, они теперь называют свое шампанское как-то иначе, не хотят ссориться с французами. Я сам спущусь в погреб, сэр… — Благодарю, это очень любезно с вашей стороны… И, пожалуйста, отправьте наверх бутылку русской водки. — Да, сэр. «Смирноф»? — Нет, именно русской. — «Столичная» или «Казачок»? — «Казачок»? Я не знаю такой водки. Видимо, «Кубанская»? — Вы прекрасно разбираетесь в русских водках, сэр, именно «Кубанская»! Я пришлю к вам боя через десять минут. «А вот теперь надо замотивировать поездку, — стремительно думал Славин, поднимаясь в номер. — Я стану флиртовать с Пилар и повезу ее домой. А потом заеду в посольство и возьму фотографии. И в восемь часов встречу Белью. Ей-богу, это он писал. Я запрошу Москву сегодня же, что им известно об этом Белью. Дай бог, чтобы они там знали о нем хоть самую малость. И если этот Белью говорит по-русски, и если это он писал нам, и если он опознает по фото того, кого американцы вербовали в номере, я завтра днем улечу в Москву и все будет кончено». |