Онлайн книга «ТАСС уполномочен заявить»
— Понятно. Оля, простите за прямоту вопроса: вы Сергея Дмитриевича любите? — Очень-очень. — Не просто, а «очень-очень»? — Да. — Работа ваша нравится вам? — Нет. — Отчего? — Скучно. Я знаю, что могу больше дать, а никому вроде бы этого и не надо. — Вы предлагали? — Что? — Дать больше и лучше? — Это неудобно… Как будто навязываешься. — Навязываются — это когда просят. Когда предлагают — совсем другое… Кого из писателей любите? — Ну… Многих… Горького… Маяковского, конечно… — А что у Маяковского более всего нравится? — Как — что? «Стихи о советском паспорте». — А у Горького? — Песня о Буревестнике. Константинов, легко усмехнувшись, вздохнул. — Сергей Дмитриевич к медицинской литературе вкус вам не привил еще? — Он мне рассказывал про йогов. Очень интересно. — Про голодный день — это он? — Конечно. — Ну я понимаю, ему надо, а вам-то с вашей фигуркой зачем? Рано еще. — Сережа считает, что уже с юности следует готовиться к старости. Распустишь себя сейчас, а потом трудно войти в форму. — Вообще-то верно. Еще один вопрос: за что вы полюбили Сергея Дмитриевича? — Он очень умный. Сильный. Наше поколение тянется к сорокалетним мужчинам, сверстники какие-то дебилы, маменькины сынки. А почему вы спрашиваете об этом? — Вы же сами определили, почему я вас вызвал. Вы давно с ним знакомы? — Нет. Хотя теперь кажется, что вечность, я и на работе все время в окно смотрю, чтобы не мешали мне представлять его лицо, а то сослуживцы мелькают перед глазами, мелькают… — Как вы с ним встретились? — Совершенно случайно. Я потеряла подругу, договорились вместе отдыхать, а она не прилетела. А он пригласил меня провести с ним день, мы так красиво завтракали, я не знала, что завтрак может быть таким же интересным, как ужин: торжественным, со значением… — Вы его за завтраком и полюбили? — Вам этого не понять, хотя я знаю, отчего вы так спрашиваете… Ну и потом море, солнце… — Море и солнце — одно дело, любовь — другое. — Может быть… — А почему сверстники кажутся вам дебилами? — Ну не знаю… Это трудно объяснить. Они какие-то ленивые, цветы никогда не подарят, не умеют интересно говорить, объясняются как-то робко, а по глазам сразу видно, чего хотят. — Неужели ленивы? — О, еще как! Спросите, кто из них умеет себе брюки погладить или рубашку постирать, спросите! Скажут: «А мать для чего?» — Наверное, вам просто не везло, Оля. — Ничего подобного, я пыталась найти хорошего парня… — Смотря где искать. Хорошо, времени у меня в обрез: вы бы согласились помочь нам в нашем деле? — Конечно. — Вы не хотите спросить — «в каком именно»? — А я вам верю, в плохое же вы меня не пригласите. — Мы хотим, чтобы вы помогли нам разоблачить шпиона. — Я согласна. — Подумали? — И думать нечего, это мой долг. Что я должна буду делать? — Сначала вы должны будете вспомнить все те места, куда ездили с Сергеем Дмитриевичем, где останавливались, куда ходили гулять… — Так вы его спросите, он же лучше меня все знает… — Обязательно. Но сначала вы постараетесь все припомнить, ладно? — Хорошо. Значит, так… Мы ездили на Ленинские горы, там мы останавливались и гуляли с Сережей… Потом в Парк Победы. — Часа два, не больше, да? — Нет, полчаса, от силы. — Он жаловался, что у него машина стала барахлить, что-то с проводкой, да? — Да, иногда. Но он выйдет, подергает провода и все наладит. — Это часто бывает. Я тоже с проводкой мучаюсь. Слушайте, Оля, а что, если мы сейчас с вами сядем в машину и вы мне покажете те места, где вы гуляете, а? — Я не совсем понимаю вас. Почему об этом не спросить Сережу? — После того как мы с вами отметим все места, Оля, вас отвезут на аэродром, и вместе с нашим товарищем вы полетите в Адлер. Поживете в Пицунде: отдыхайте, грейтесь на солнце, купайтесь… — Ой, как интересно! Только я должна позвонить Сереже и маме, предупредить их. Да, а как же с работой? — С работой мы уже уладили, вам туда и звонить не надо. Что вы скажете маме? — А ей что бы ни сказать — только б предупредить, — Ольга вздохнула. — Необходимая проформа — всего лишь. Константинов подвинул ей городской телефон: — Звоните. Ольга набрала номер; Константинов отметил, что сначала она позвонила на работу к Дубову. — Можно Сергея Дмитриевича? Его знакомая, Ольга Вронская. Как улетел? — Она растерянно посмотрела на Константинова. — Куда? А когда вернется? Спасибо… Она удивленно сказала Константинову: — Он улетел в срочную командировку… Наверное, звонил мне, а я у вас. Как плохо, он еще что подумает. — Она быстро набрала домашний номер. — Ма, Сережа не звонил? Ой, звонил, да?! Что он сказал? Ага… А когда обещал вернуться? «Молодец Гмыря, — отметил Константинов, — даже это предусмотрел, молодец». — Ма, знаешь, я срочно улетаю… Нет, не к нему. Я тебе позже объясню… Константинов подсказал шепотом: — Когда вернусь… — Когда вернусь, — повторила Ольга, — это служебная командировка. Да нет, ма, что ты, ну как можно так думать?! Ну до свиданья, бабу поцелуй. Она положила трубку, посмотрела на Константинова — так ли сказала? Какое-то мгновение он взвешивал, стоит ли открыть ей все, но потом решил повременить, хотя теперь он был до конца убежден, что Оля ничего не знала об истинном Дубове; врала матери неумело; отвечала на вопросы открыто, без раздумий; глубиною мысли не отличалась; думала наивно, штампами, хрестоматийно, но что-то подсказывало ему — «жди, надо ждать». Выйдя с Ольгой из кабинета, оставив ее на минуту в приемной, он заглянул в комнату, где сидел Михаил Михайлович Парамонов. Увидев генерала, тот вскочил, вытянулся, ищуще подался вперед. — Сейчас с вами поговорит наш сотрудник, — Константинов кивнул на Гмырю. — Я не успею. — Пояснил полковнику: — Разумнее мне с ней прокатиться самому, понятно? — Разумнее, — согласился Гмыря. — А может, и мне повозить Михаила Михайловича? |