Онлайн книга «ТАСС уполномочен заявить»
— Что с отцом? — спросил Сидоренко. — Рак поджелудочной… Я, пожалуй, начну ходить, вставать, закуривать, а вы меня корректируйте, — сказал Гавриков. — Закуривал Сере… закуривал Дубов очень интересно, — сказал Сидоренко. — Он как-то ловко выбрасывал из пачки сигарету, придерживал ее пальцем, брал в рот — обязательно в левый угол рта и делал очень глубокую затяжку. — Какие сигареты он курил? — спросил Гмыря. — «Аполло — Союз». — Поди их достань, — ответил Гмыря на вопросительный взгляд Константинова. — Только в «Березке». — Значит, достаньте в «Березке», — сказал Константинов. — И сделать это надо срочно. Гмыря уехал; Гавриков выбросил сигарету из своей пачки, зажал в левом углу рта, прикурил, сделал глубокую затяжку. — Похоже, — сказал Сидоренко. — Очень похоже. — Так курят шерифы, — сказал Гавриков. — Мы играли такую манеру, когда были школьниками. Он еще должен был, когда поднимался со стула, упираться ладонями в колени… — Именно так, — сказал Сидоренко, — эк же вы вгрызлись в него… — Оля, здравствуйте, — сказал Константинов, пропуская девушку в свой кабинет. — Знакомьтесь, пожалуйста. Девушка смотрела на Гаврикова изумленно, но он был не в тени, как там, в коридоре у Сидоренко, а сидел на солнце, и она — женский глаз тренированный — сразу же увидала грим. — Сережа? — как-то странно сказала она. — Нет, не Сережа. Он никогда не говорил, что у него есть близнец. — У него близнеца нет, Оля… Где, в каком месте, на какой улице у Дубова в последний раз барахлил мотор — давайте-ка вспомним еще раз. — Что? — девушка, видимо, не поняла вопроса, она по-прежнему смотрела на Гаврикова. — О чем вы? — Ну помните, вы говорили, что у него мотор барахлил, вы садились на его место, включали зажигание, он ковырялся с проводами, а потом вы шли гулять. — Да, верно. — Точно помните, что в прошлый вторник вы «заглохли» на колоннаде, около Парка культуры? — Да, да, именно там! У него раза два там глох мотор. Он еще шутил: «Кажинный раз на том же самом месте». А где Сережа? — Сережу мы арестовали. — Что?! — девушка даже зажмурилась, схватилась пальцами за виски. — Он шпион, этот Сережа. — Нет! — Он вам про Ольгу Винтер говорил? — Про кого?! Кто это? — Это женщина, которую он убил, когда она догадалась. И через день после ее похорон пригласил вас в бар. Да, да, там, в Пицунде. Я думаю, вы понимаете, что такими словами не кидаются. Мы рассчитываем на вашу помощь, Оля… — Значит, в тот раз вы на мою помощь не рассчитывали? В тот раз вы мне не верили, а сейчас решили поверить? — Если бы не поверили вам, если бы у нас были сомнения, я бы не стал с вами говорить. — Это хорошо, что вы мне верите, — девушка заговорила жестко, глаза ее сузились, сделались холодными. — Я вам очень благодарна за доверие. Но вот только я вам не верю. Константинов посмотрел на часы: до выезда к колоннаде оставался час, а Гаврикову еще надо было опробовать дубовскую машину: права у парня были, но ездил он только в автошколе, практики — никакой. — Что может вас заставить поверить? — тихо спросил Гавриков. — Пусть мне устроят встречу с Дубовым. И я сама задам ему вопрос, и пусть он мне ответит. И тогда я выполню любую вашу просьбу. — Мне нравится ваша позиция, Оля, — сказал Константинов. — Вы правильно яритесь, вы ведь за себя сейчас сражаетесь, как мне сдается, за свое чувство? — Это не важно, за что я сражаюсь. Это мое дело. Я сказала свое условие — и все. — Пойдем в машину, — сказал Гавриков. — Вы убедитесь, что мы говорили правду. Через час. Вы получите доказательство. — Что, в машину приведут Сережу? В кандалах? — спросила Ольга, и какое-то подобие жестокой улыбки промелькнуло на ее губах. — Нет, просто увидите, зачем Дубов просил вас садиться на его место у колоннады, — сказал Гавриков. — То есть? — Вы убедитесь в этом через час. Мимо вас, очень медленно, от восемнадцати тридцати до девятнадцати проедет машина с дипломатическим номером, — сказал Константинов. — Машины с дипломатическими номерами ездят по всей Москве. — Но я вам назвал точное время, когда машина пройдет мимо вас, Оля. Это уже не совпадение, это — система. И вы были куклой, когда Дубов возил вас с собою. — Я не была куклой! — Оля, — сказал Константинов и полез за новой сигарой, — вам будет очень совестно смотреть в глаза людям, если вы откажете нашей просьбе — выехать сейчас с товарищем Гавриковым к колоннаде и вернуться обратно. Ни о чем другом мы вас не просим. — Я не поеду. — Какой вопрос вы хотели задать Дубову? — Я бы посмотрела ему в глаза и спросила: «Это правда, Сережа?» И все. И он ответит мне, что все это ложь. — И вы поверите его слову и не поверите нашим доказательствам? — Смотря какие доказательства. — Радиограммы из шпионского центра, например. — Покажите. Константинов достал из стола папку, нашел среди расшифрованных ту, в которой Дубова просили выслать данные на Ольгу, протянул ей лист бумаги: — Это про вас. По-моему, вопрос о девичьей фамилии матери и бабушки не я задал вам первый, а Дубов. Только он это сделал ловчее — пригласил в загс. В 18.30 мимо «Дубова», который ковырялся в моторе «Волги» возле колоннады Парка культуры, проехал Лунс. Оля медленно посмотрела на часы, потом на номер и заплакала; тело ее и лицо были неподвижны, только из глаз катились горошины слез, по-детски крупные. Утром во вторник в 7.15 разведцентр ЦРУ вышел на связь. Шифровка, адресованная «Умному», гласила: «Дорогой друг, мы рады, что видели вас в условленном месте, значит, у вас все в порядке. Объясняем, что мы не вышли в объект „Парк“, потому что не видели вас в машине на „Паркплатце“, и к тому же нам показалось, что в „Парке“ были зрители. Обмен информацией в четверг я наметил в условное время у объекта „Мост“. Мы хотели бы прочесть ваш сигнал, подтверждающий готовность к встрече, у контрольного объекта „Дети“ — полоса губной помадой на столбе, от 18.30 до 19.00. Ваш друг "Д"». Константинов поднял глаза на Гмырю: — Выманить-то их мы выманили, а вот где же этот чертов объект «Дети»? Ольга Вронская ответить на этот вопрос не смогла, сколько ни возил ее по Москве Гавриков. — Если мы за сегодняшнюю ночь и завтрашний день не вычислим этот проклятый объект, — сказал Константинов, собрав у себя чекистов в полночь, — грош нам всем цена. Зотова погубим, а уж Виталия — тем более… |