Книга Исчезнувший, страница 49 – Джеффри Дивер

Двигатели, подвески и трансмиссии не подвержены колебаниям настроения и даже в самом худшем случае никогда не обвинят тебя за совершенные ошибки.

Райм несколько раз встречался с Роуз Сакс, приятной, говорливой, несколько эксцентричной женщиной, гордившейся дочерью. Однако в прошлом все было иначе.

— Ну и как сказывается то, что она находится неподалеку? — поинтересовался Райм.

— Думаете, это не слишком здорово? Нет, моя мама замечательная. Она… ну, в общем, настоящая Мать. С большой буквы.

— И где она живет?

— В одном медицинском учреждении, в Верхнем Ист-Сайде.

— Она очень больна?

— Нет, ничего серьезного. Она выздоровеет. — Кара рассеянно катала шарики по ладони. — Как только ей станет лучше, мы поедем в Англию — только вдвоем. В Лондон, в Стратфорд, в Котсуолд. Один раз я уже ездила туда с родителями. Это был наш лучший отпуск. Теперь я буду ездить по левой стороне дороги и пить теплое пиво. В прошлый раз мне этого не разрешали. Тогда мне было всего тринадцать лет. Вы были там когда-нибудь?

— Конечно. Иногда мне приходилось сотрудничать со Скотленд-Ярдом. А еще я читал там лекции. Я там уже не был с… ну, в общем, немало лет.

— В Англии фокусы и иллюзия всегда пользовались большей популярностью, чем здесь. Там все овеяно историей. В Лондоне я хочу показать маме Египетский зал. Сто лет назад для фокусников это был своего рода центр вселенной. Знаете, для меня это нечто вроде паломничества.

Райм посмотрел на дверь — Тома не было видно.

— Сделайте мне одолжение, — попросил он.

— Пожалуйста.

— Мне нужно принять лекарство. — Кара оглядела стоящие возле стены пузырьки с лекарствами. — Нет, на книжной полке.

— Понятно. Какое из них? — спросила Кара.

— То, что в самом конце. «Макаллан», восемнадцатилетней выдержки. — Райм шепотом добавил: — И чем незаметнее вы его нальете, тем лучше.

— О, я именно та, кто вам нужен. Роберт-Удэн говорил, что хороший иллюзионист должен обладать тремя навыками: ловкостью, ловкостью и еще раз ловкостью.

Кара налила в стакан приличную порцию виски — бесшумно и почти незаметно. Даже если бы Том стоял рядом, он все равно ничего бы не заметил. Сунув в стакан соломинку, она поставила его в фиксатор кресла.

— Угощайтесь! — предложил Райм.

Покачав головой, Кара указала на кофейник, который почти полностью опустошила:

— А это моя отрава.

Отхлебнув шотландского виски, Райм откинул голову, чтобы ощутить в горле приятное тепло. Понаблюдав за невероятным поведением красных шаров, он сделал еще один глоток.

— Мне это нравится.

— Что?

— Такого рода иллюзии. — «Не раскисай, — сказал он себе. — Напившись, ты начинаешь раскисать». Но эта трезвая мысль не остановила его. — Знаете, иногда реальность трудна для восприятия. — Сделав еще один глоток, Райм печально посмотрел на свое неподвижное тело.

Об этом своем замечании и о взгляде он тут же пожалел и уже собирался сменить тему, но Кара не стала выражать ему сочувствие.

— Я уверена, что реального вообще не так уж много. — Райм нахмурился, не понимая, что она имеет в виду. — Разве большая часть нашей жизни это не иллюзия? — продолжала Кара.

— Как так?

— Ну, прошлое — это ведь воспоминания, верно?

— Да.

— А будущее — игра воображения. И то и другое — иллюзии. Воспоминания ненадежны, а о будущем мы можем только фантазировать. Абсолютно реален только миг в настоящем, и тот постоянно изменяется соответственно воображению и воспоминанию. Ну вот видите? Большая часть нашей жизни — иллюзия.

Райм тихо засмеялся. Как ученый он пытался найти противоречие в ее рассуждениях, но не мог. А ведь она права, заключил он. Райм много времени прожил с воспоминаниями о том, что было до, то есть до катастрофы. И много размышлял о том, как изменилась его жизнь после. Еще он думал о том, нужно ли делать операцию, о которой говорили уже несколько лет. Сможет ли он когда-нибудь снова ходить? Или хотя бы двигать рукой? Как это повлияет на его отношения с Сакс?

Опять же профессиональный аспект: расследуя какое-нибудь дело, Райм постоянно обращался к своему обширному банку памяти и вместе с тем пытался представить, где находится подозреваемый и что собирается сделать.

Все прошлое — воспоминания, а будущее — игра воображения…

— Раз уж мы растопили лед, — сказала Кара, положив сахар в кофе, — я должна кое в чем признаться.

Еще один глоток.

— Да?

— Когда я впервые увидела вас, мне пришла в голову одна мысль. — Да, Райм помнил это. Взгляд. Назойливый взгляд, который стараются поскорее отвести от калеки. Взгляду сопутствует улыбка. Но хуже всего, когда за взгляд и улыбку пытаются неуклюже извиниться. Смущенно замолчав, Кара все же добавила: — Я подумала о том, что вы могли бы быть прекрасным иллюзионистом.

— Я? — изумился Райм.

Кара кивнула:

— Ну да. Люди смотрят на вас и видят, что вы страдаете физическими недостатками… Вы так это называете?

— Деликатные люди называют это нетрудоспособностью. Сам я говорю, что влип.

Кара засмеялась:

— Ну вот, видя, что вы не можете двигаться, они, вероятно, задумываются, нет ли у вас проблем с психикой и хорошо ли вы соображаете. Так? — Это была правда. Незнакомые люди часто говорили с Раймом медленно и громко, пытались объяснять очевидные вещи в самых простых выражениях (к неудовольствию Тома, Райм иногда отвечал им тем, что начинал невнятно бормотать или изображать синдром Туретта, после чего испуганные посетители спешили ретироваться). — Публика мгновенно составила бы о вас определенное мнение, считая, что вы полностью соответствуете той иллюзии, которую она видит. Одних угнетали бы мысли о вашем состоянии, другие даже не взглянули бы на вас. И вот тут-то вы и поймали бы их… Так или иначе, когда я увидела вас, вы сидели в этой инвалидной коляске и было ясно, что вы пережили трудные времена. Так вот, я не стала выражать сочувствие или спрашивать, как дела. Я даже не сказала, как мне жаль. Я просто подумала о том, что вы, черт возьми, могли бы стать прекрасным исполнителем. Это было очень невежливо, и мне показалось, что вы заметили это.

— Поверьте, мне не слишком приятно, когда начинают выражать сочувствие, — заверил ее обрадованный Райм. — Невежливость куда лучше.

— Да ну?

— Точно.

Кара приподняла чашку.

— За знаменитого иллюзиониста — Неподвижного Человека!

— Вот с ловкостью рук могли бы возникнуть проблемы, — заметил Райм.

— Как говорит мистер Бальзак, гораздо важнее ловкость ума.