
Онлайн книга «Москва 2042»
5. Проработать и законспектировать книгу Гениалиссимуса Сексуальная революция и коммунизм. Сдать по ней экзамены с оценкой не ниже чем на 4. 6. Регулярно выпускать стенную газету. 7. Всем девушкам сдать нормы на значок Готов к труду и обороне Москорепа. 8. Проявлять высокую бдительность и своевременно информировать органы БЕЗО о подозрительных клиентах. Видя, что никто не спешит меня обслуживать, я стал рассматривать плакаты. На них были изображены картины из повседневной деятельности работниц учреждения. Встреча директора ГЭОЛПДИКа, дважды Героя Коммунистического труда, Заслуженного работника сексуальной культуры и члена Верховного Пятиугольника Венеры Михайловны Малофеевой с избирателями трудящимися Первого шарикоподшипникового завода. Коллектив ГЭОЛПДИКа на уборке свеклы. На Первомайской демонстрации Сексинструктор 2-го класса Эротина Коренная читает лекцию Гениалиссимус — наш любимый мужчина. Рассмотрев все плакаты, я присел на краешек топчана и стал ждать. Никто не шел. Я уже хотел пойти узнать, в чем дело, как дверь отворилась и в комнату заглянула регистраторша. — Вы уже закончили? — спросила она, глядя на меня поверх очков. — Что закончил? — спросил я. — Что значит что? — сказала она строго. — То, для чего вы сюда пришли. Не выслушав ответа, она захлопнула дверь и ушла. Я догнал ее в коридоре. — Мамаша, вы что, смеетесь? — схватил я ее за локоть. — Как я мог закончить, если ко мне никто не пришел? Она посмотрела на меня немного, как показалось мне, удивленно. — А кого вы ожидали? Тут пришлось удивляться мне. — Ну как это кого? — сказал я. — Я ожидал кого-нибудь из обслуживающего персонала. По-моему, она опять ничего не поняла. Она долго и внимательно смотрела на меня, словно на какого-то психа, а потом сказала: — Комсор клиент, вы что, с луны свалились? Вы разве не знаете, что у нас для клиентов с общими потребностями самообслуживание? — Вот он! Вот он! — услышал я дикий вопль и увидел ворвавшуюся в заведение тетку, которая понимала по-иностранному. За спиной ее маячили два милиционера. ВНУБЕЗ — Вот он! Вот он! — кричала тетка. — Шапиен! Как есть, чистый шапиен. Штаны длинные носит, говно не сдает, пищей брезгует, а по-нашему говорит, как мы. — Ладно, ладно, любезная, — сказал милиционер, который был поздоровее и скошенным лбом смахивал на питекантропа. — Сами как-нибудь разберемся. У вас потребкарта есть? — спросил он, обратившись ко мне. — Есть, — сказал я и вытащил уже проколотый с двух сторон обрывок Зюддойче цайтунг. Надеяться, что здесь этот номер пройдет еще раз, было, конечно, наивно и глупо, но я часто поступаю по наитию, и оно меня обычно не обманывает. На этот раз обмануло. Питекантроп взял обрывок, повертел в руках, приблизил к глазам, отдалил и, изобразив на лице своем крайнее недоумение, протянул бумагу своему товарищу, который тоже был здоров, но все-таки пощуплее. Тот посмотрел бумажку и даже для чего-то подул на нее. — Это по-каковски же здесь начикано? — спросил он вежливо. Изобразив на своем лице удивление, я сказал, что, по-моему, и дураку ясно, что здесь начикано исключительно по-китайски. — И вы понимаете по-китайски? — спросил он, как мне показалось, с почтением. — Ну да, конечно, понимаю. Кто ж по-китайски не понимает? — Придется пройтить, — сказал тот, здоровый. — Это куда же? — поинтересовался я. — Известно куда. Во внубез. Догадавшись, что внубез означает внутреннюю безопасность, я подчинился. Местное отделение внубеза находилось в другом крыле того же здания. У дежурного за деревянной перегородкой было три звездочки на погонах. Четверо нижних чинов в дальнем углу комнаты забивали козла. — Вот, — сказал питекантроп, — так что, комсор дежурный, китайца пымали. — Что еще за китаец? — посмотрел удивленно дежурный. — Обыкновенный китаец, — сказал питекантроп. — В длинных штанах ходит, говно не сдает, говорит по-нашему, а читает по-китайскому. Вот. — Он протянул дежурному кусок газеты. Дежурный долго разглядывал этот странный клочок и стал вертеть его так и сяк, напрягаясь, шевеля губами и даже посмотрел бумажку на свет, видимо надеясь обнаружить в ней водяные знаки. — А что это здесь написано тысяча девятьсот восемьдесят два? — сказал он. — Это что, старая газета? — Ну да, — говорю, — старая, из музея. — Ну ладно, — сказал дежурный и раскрыл толстую тетрадь, на которой было написано: Книга регистрации нарушителей компорядка. Затем он взял деревянную ручку (последний раз я видел такую шестьдесят лет назад в кружке у Симыча), обмакнул ее в стеклянную чернильницу. — Ваше фамилие? — Карцев, — сказал я. — Чудно, — сказал дежурный. — Фамилие китайское, а звучит вроде как наше. А вы к нам со шпионскими целями или же просто так? Тут я, честно говоря, немного струхнул. Начнут шить шпионаж, потом не отобьешься. — Ладно, — сказал я, — ребята. Хватит валять дурака, я не китаец, я пошутил. — Пошутил? — переспросил дежурный и переглянулся с питекантропом. — Что значит, пошутил? Значит, вы не китаец? — Ну конечно же, не китаец. Вы когда-нибудь видели китайцев? У них глаза узкие и черные, а у меня выпуклые и голубые. — Ах, так ты не китаец! — взбеленился вдруг дежурный. — Если ты не китаец, то мы с тобой сейчас иначе поговорим. Тимчук! А ну-ка врежь-ка ему по-нашему, по-коммунисски! У этого Тимчука кулак был как пудовая гиря. Мне показалось, что я ослеп не только от удара, но и от гнева. Плюясь кровью и ничего не видя перед собой, я ринулся на Тимчука и, если б достал, разодрал бы ему, наверное, всю морду. Но тут в дело вступили доминошники. Все вместе они скрутили меня, завернули руки за спину и повалили на пол. — Гады! — кричал я. — Да что же это вы делаете! Меня прижали носом к шершавому вонючему полу. Я брыкался, вырывался и орал благим матом, когда они выворачивали мне суставы. — Сволочи! — кричал я. — Бандиты! А еще коммунисты! — Комсор дежурный, — разобрал я голос Тимчука. — Вы слышите, он против коммунистов кричит. Я хотел возразить, что я не против всех коммунистов, а только против плохих коммунистов, за хороших коммунистов. Но мне еще крепче завернули руки, и сквозь собственный вой я услышал лязганье ножниц вокруг моих ног. — А теперь поднимите его, — сказал дежурный. |