Онлайн книга «Москва 2042»
— Не могу себе этого даже представить, — сказал я. — Да, — согласился Дзержин. — Представить это, прямо скажем, не просто. — Но если все то, что ты говоришь, правда и вы знаете, что все агенты БЕЗО на самом деле агенты ЦРУ, почему вы их не арестуете? — Надо же! — засмеялся Дзержин. — Они хотя и состоят из людей ЦРУ, но называются БЕЗО и под видом БЕЗО сами могут арестовать кого угодно. — Да, — подумал я вслух — Интересно. А куда же смотрит ваша армия? Она что, с ними тоже не может справиться? — Нет, она могла бы. Хотя там цэрэушников тоже порядочно, но армия все-таки что- то сделать могла бы. — Ну и что? — спросил я нетерпеливо. — Неужели не понимаешь? Если наша армия разгромит БЕЗО, то американцы в свою очередь разгромят ЦРУ, которое сплошь состоит из агентов БЕЗО, а это нам ни к чему. Конечно, картина, нарисованная моим собеседником, в моем мозгу уложиться никак не могла. На углу проспекта Первого тома и переулка имени Четвертого Дополнения мы расстались. Я шел к себе в гостиницу и думал, что за небылицы он мне плетет, этот Дзержин. Пьяный он, сумасшедший, провокатор или просто разыгрывает? Вдруг меня остановила неожиданная мысль, и я кинулся обратно. Я догнал Дзержина уже у самой площади Вдохновения, схватил за локоть и спросил, очень волнуясь: — Слушай, но если все БЕЗО состоит сплошь из агентов ЦРУ, то сам-то ты кто такой? Он посмотрел на меня внимательно и, резко вырвав руку, сказал: — Вот что, дорогуша, давай условимся раз и навсегда. Во избежание возможных неприятностей ты никогда не будешь задавать мне подобных вопросов, О'кей? — Шюр [13] , — сказал я и отошел. Тайна медальона Я думаю, не преувеличу, если скажу, что мне пришлось увидеть и услышать в Москорепе немало удивительного. Но откровения Дзержина меня просто потрясли. Я вернулся в гостиницу очень взволнованный и хотел сразу спросить Искрину, что она думает по этому поводу. Но она была занята, смотрела по телевизору футбол. Я сел рядом с ней на кровать и тоже стал смотреть. Играли известные мне команды, но под несколько удлиненными названиями. Первая называлась Государственная Академическая ордена Ленина команда Спартак, а другая — Государственная Академическая ордена Ленина команда Динамо. Игроки были в возрасте лет примерно от сорока до шестидесяти. Я спросил у Искрины, почему такие старые футболисты. Она сказала, что, естественно, в столь важные команды попадают только лучшие спортсмены повышенных потребностей, а чтобы дослужиться до звания лучших, нужно время. Игра протекала вяло. Футболисты не бегали, а важно ходили по полю и медленно катали мяч. Я спросил у Искрины, какой счет, она сказала, что счет будет открыт только на двадцать четвертой минуте, а вся игра закончится со счетом 5:4 в пользу Спартака. — Откуда ты знаешь? — спросил я. — Так написано в программе. — Разве счет устанавливается кем-то заранее? — спросил я. — Конечно, — сказала Искрина. — Спортивный Пятиугольник все планирует задолго до матча. А в твое время разве было не так? — Совсем не так, — сказал я. И объяснил, что в мое время спортсмены были моложе и счет складывался стихийно в процессе игры. — Я не понимаю, что значит стихийно, — сказала она. — Кто-то же все-таки этот счет устанавливал. — Да никто не устанавливал! Просто игроки бегали по полю, пинали мяч, били по воротам, и кто больше заколотит, у того больше и счет. — Но это же волюнтаризм, — сказала она возмущенно. — Это, выходит, кто быстрей бегает или сильнее бьет, тот больше и забивает? — Ну да, — сказал я, — именно так. Правда, в годы расцвета коррупции бывало так, что одна команда давала взятки другой и тогда счет определялся иначе. — Вот видишь, — сказала Искрина. — Значит, была почва для злоупотреблений. А сейчас такого не может быть. Сейчас Спортивный Пятиугольник устанавливает счет в зависимости от положения той или иной команды, от того, насколько игроки дисциплинированны, как изучают произведения Гениалиссимуса и к какой категории потребностей они относятся. Не может же быть так, чтобы команда общих потребностей безнаказанно забивала мячи команде повышенных потребностей! — Чушь какая-то, — сказал я. — Но если ты заранее знаешь, чем дело кончится, зачем смотреть? Искрина пожала плечами: — Когда ты пишешь роман, ты тоже знаешь, чем он кончится. — Вот именно, что не знаю, — возразил я. — То есть, когда я принимаюсь за роман, у меня бывают какие-то планы, но потом герои начинают вытворять чего хотят, и кто из них кого задушит, это уже зависит от них. Вот тоже и с этим Симом. Твои начальники пристают с ножом к горлу, чтоб я его вычеркнул, а я не могу, у меня просто рука не поднимается. Она спрыгнула с кровати и выключила телевизор. — Слушай, — сказала она мне шепотом, — а как выглядел этот Сим? — Ну как? — сказал я. — Ну такой… роста… ну, скажем, среднего. И вот такая бородища. — Посмотри сюда, — сказала она и, вытащив из-за пазухи свой пластмассовый медальон, раскрыла его. — Это он? Мне показалось, что произошло что-то потустороннее. Как будто в комнату влетел и тут же вылетел из нее кто-то невидимый. С маленькой вделанной в медальон фотографии на меня пристальным и недобрым взглядом смотрел Сим Симыч Карнавалов. Роман — Ну как, ознакомились? — спросил маршал, когда я вытащил из-за пазухи книгу, порядком помятую. — Да-да, прочел, — сказал я. Мы были в его кабинете одни, он велел секретарше, чтобы она никого не пускала и никого не соединяла по телефону. — Ну и как? — спросил он, заглядывая мне в глаза. — По-моему, неплохо, — сказал я. — Совсем даже неплохо. Я бы даже сказал, хорошо, замечательно даже. — Ну да, — согласился он, — роман получился в основном интересный. Ну а вы его все-таки читали с критическим отношением? — Ну конечно, с критическим. А как же, — сказал я. — Я всегда и все читаю критически. — Вот именно это я и хотел от вас услышать! — маршал оживился и забегал по комнате. — Понимаете, когда человек мыслит критически, тогда с ним можно договориться. Когда он мыслит некритически, тогда с ним договориться нельзя. И какие же вы недостатки нашли в вашем романе? — Недостатки? — переспросил я удивленно. — Я не понимаю, о каких недостатках вы говорите. Он посмотрел на меня как-то странно. — Ну как же, — сказал он растерянно, — мне кажется, что во всех книгах, даже в самых лучших, какие-то недостатки все же имеются. |