Книга Нашествие ангелов. Книга 1. Последние дни, страница 6 – Сьюзен И

Учитывая обстоятельства, у меня почти ни дня не проходило без мыслей о том, что без семьи было бы куда лучше. Но оказывается, это неправда. Теперь я постоянно задаюсь вопросом, как счастливы были бы Пейдж и мама, если бы мы нашли этот дом вместе. Мы смогли бы задержаться здесь на неделю, делая вид, будто все в порядке.

Я чувствую себя брошенной на произвол судьбы, потерянной и никому не нужной. Теперь я начинаю понимать, что заставляет новых сирот присоединяться к уличным бандам.

Мы пробыли здесь два дня. Два дня, за которые ангел не умер, но и не пришел в себя. Он просто лежит, весь в поту.

Я уверена, что он умирает. Иначе бы уже давно очнулся, разве не так?

Нахожу под раковиной аптечку, но пластырь и прочее вряд ли годятся для чего-то большего, чем порезы от бумаги. Я роюсь в аптечке, читая этикетки на пакетиках. Есть бутылочка с аспирином. Сбивает ли аспирин лихорадку так же, как снимает головную боль? Я читаю этикетку, и она подтверждает мои предположения.

Я понятия не имею, действует ли аспирин на ангелов и связана ли как-то лихорадка моего подопечного с ранами. Может, это для него нормальная температура. То, что он выглядит как человек, вовсе не означает, что он таковым является.

Я возвращаюсь в кабинет с аспирином и стаканом воды. Ангел лежит ничком на черном диване. В первую ночь я пыталась накрыть его одеялом, но он постоянно его сбрасывал. Так что сейчас на нем только штаны, сапоги и бинты вокруг туловища. Я сперва хотела снять штаны и сапоги, когда смывала с него кровь под душем, но решила обойтись без этого.

Черные волосы ангела прилипли ко лбу. Я хочу, чтобы он проглотил несколько таблеток и выпил воды, но никак не могу привести его в чувство. Он просто лежит, словно горячий кусок камня, и ни на что не реагирует.

— Если не выпьешь воды, я просто брошу тебя умирать одного.

Его забинтованная спина безмятежно поднимается и опускается. И так уже два дня.

Я четыре раза отправлялась на поиски мамы, но далеко не уходила, боясь, что ангел очнется, пока меня не будет, и я лишусь шанса найти Пейдж, прежде чем он умрет. Сумасшедшая женщина еще может постоять за себя на улице, но прикованная к инвалидной коляске маленькая девочка — никогда. И потому каждый раз, вернувшись из поисков, я бросаюсь к ангелу, чтобы убедиться, к своему облегчению и недовольству, что он все еще без сознания.

Уже два дня я по большей части сижу и ем лапшу, в то время как моя сестра...

Я не могу вынести даже мысли о том, что с ней сейчас. Мне не хватает воображения представить, что нужно ангелам от человеческого ребенка. Вряд ли ее захватили в рабство — она даже не может ходить. Заставляю себя не думать о том, что может случиться или уже случилось. Мне просто нужно сосредоточиться на том, чтобы ее найти.

Меня охватывают ярость и бессилие. Нестерпимо хочется швырнуть стакан с водой в стену, сорвать полки и заорать что есть мочи, словно капризный двухлетний ребенок. Желание это так сильно, что у меня начинают дрожать руки и я едва не проливаю воду.

Вместо того чтобы разбить стакан, я выплескиваю воду на ангела. Хочется кинуть следом и стакан, но я сдерживаюсь.

— Очнись, черт бы тебя побрал! Очнись! Что с моей сестрой? Чего от нее хотят? Где она, черт возьми? — кричу я во всю силу легких, зная, что могу привлечь с улицы бандитов, но сейчас меня это не волнует.

Я с размаху пинаю диван.

К моему крайнему изумлению, веки ангела медленно поднимаются и на меня устремляется взгляд его темно-синих глаз.

— Можно потише? Я спать хочу.

Его хриплый голос полон боли, но тем не менее в нем слышится высокомерный тон.

Я падаю на колени, глядя прямо ему в глаза:

— Куда улетели другие ангелы? Куда унесли мою сестру?

Он демонстративно закрывает глаза.

Я с силой бью его по спине, прямо по окровавленным бинтам.

Ангел быстро поднимает веки, скрежеща зубами. Он шипит от боли, но не вскрикивает. Взгляд его полон злобы. Я с трудом сдерживаю желание отойти назад.

— Тебе меня не напугать, — ледяным тоном говорю я, пытаясь подавить страх. — Ты слишком слаб, чтобы даже стоять на ногах, ты потерял много крови и без меня бы уже умер. Говори, куда ее унесли.

— Она умерла, — спокойно отвечает он и закрывает глаза, словно вновь собираясь заснуть.

Могу поклясться — мое сердце замирает на целую минуту. Пальцы холодеют. Наконец я вновь

обретаю способность дышать.

— Врешь. Врешь!

Он не отвечает. Я хватаю лежащее на столе старое одеяло.

— Смотри!

Я разворачиваю одеяло, и из него на пол вываливаются потрепанные крылья. Они смялись, перьев почти не видно. Упав, крылья слегка раскрываются, и тонкий пух поднимается, словно потягиваясь после долгого сна.

Я замечаю страх в глазах ангела — такой же, как у человека, который увидел свои собственные ампутированные ноги, вываливающиеся из побитого молью одеяла. Понимаю, что веду себя непростительно жестоко, но не могу поступить иначе, если хочу снова увидеть Пейдж живой.

— Твои? — Я едва узнаю собственный голос, холодный и жесткий. Голос наемника. Голос убийцы.

Крылья утратили свой блеск. Среди белоснежных перьев еще переливаются золотые блестки, но часть их сломана и торчит под странными углами, к тому же они склеились и съежились от запекшейся крови.

— Если поможешь найти мою сестру, Получишь их назад. Я сохранила их для тебя.

— Спасибо, — хрипит он, разглядывая крылья. — Отлично будут смотреться у меня на стене.

В его голосе звучит горечь, но вместе с ней и кое-что еще — возможно, надежда.

— До того как ты и твои дружки уничтожили наш мир, у нас были врачи, которые могли пришить обратно случайно отрезанный палец.

Я ничего не говорю насчет замораживания, умалчиваю и о том, что отрезанную часть тела нужно пришить в течение нескольких часов. Вероятно, он все равно умрет, и это уже не будет иметь никакого значения.

— Это не я их отрезала, — говорю я. — Но я могу помочь тебе. Если поможешь найти сестру.

Вместо ответа, он закрывает глаза и, похоже, засыпает.

Дыхание глубокое и ровное, как у крепко спящего человека. Но выздоравливает он не так, как человек. Когда я притащила его сюда, его лицо было иссиня-черным и опухшим. Сейчас, после почти двухсуточного сна, оно вновь обрело нормальный вид. Вмятина от сломанных ребер исчезла. Пропали и синяки на скулах и вокруг глаз, а многочисленные порезы и ссадины на руках, плечах и груди полностью зажили.

Единственное, что не зажило, — раны в тех местах, где прежде были крылья. Я не вижу, что происходит с ними под бинтами, но, поскольку они все еще кровоточат, вряд ли дела обстоят намного лучше, чем два дня назад.