
Онлайн книга «Игрушка императора»
Я сейчас сама расплавлюсь, и поползем мы вместе по камням и… — Динар! — взвизгнула я, заметив, что он сворачивает к реке. И все бы ничего, но это была огненная река. — Катенок, все будет хорошо. — Я сейчас буду хорошо прожаренным котенком, и тогда будет хорошо всем, кроме меня! Динар остановился на границе с лавой, посмотрел на меня и очень серьезным тоном спросил: — Кат, ты мне доверяешь? Под проницательным взглядом серых глаз пришлось честно ответить: — Да. А потом быстро спрятать голову у него на плече, чтобы не видеть происходящего. Спустя какое-то непродолжительное время плавный ход моего гада ползучего сменился мерным покачиванием, присущим прямоходячим. — Уже все? — догадалась я. — Дорогая, мы дома! — возвестили мне. Для начала я недовольно посмотрела на рыжего, довольного такого рыжего, потом начала оглядываться. Но уже с первых секунд приняла решение: — Я здесь жить отказываюсь! Мне скептически ответили: — Всегда знал, что принцессы капризные, но я-то был убежден, что ты особенная! — Я особенная… во всем, что не касается комфортности проживания. — У орков условия хуже! — У орков для умывания — вода! — резонно отметила я. Смотрит на меня и посмеивается. Ну то, что дразнил, оно и так понятно. — Кат, ты сейчас посиди минутку, я посмотрю, что там в охт твоего шенге творится. Он отнес меня в угол округлого помещения, усадил на кровать… каменную. И направился к одному из огненных зеркал. Их тут вообще было множество, я насчитала двадцать восемь, но в соседних помещениях явно имелись такие же, так отсветы были видны в дверных проемах… без дверей. Что меня поразило, так это цвет камня, из которого был «дом» Динара, — черный. То есть везде в этот мирке валуны были седого цвета, как и земля, а здесь — черные. Обстановочка холостяцкого жилища оказалась убогой — одна кровать всего — и в то же время примечательной за счет этих огненных зеркал. — Все хорошо, общаются мирно. Кат, посмотреть хочешь? — спросил Динар, стоящий у третьего слева от входа огненного овала. — Хочу, — отозвалась я. — Тогда иди сюда… а одежонку с плеча кесаря можешь там оставить. Было бы сказано. Я сегодня вообще на редкость сговорчивая принцесса. В нижней рубашке, местами порезанной, подошла к рыжему. Он тотчас же поставил меня перед собой, после чего обнял и сказал: — Смотри на огонь. Смотри внимательно. Сначала ты ничего не будешь видеть, затем картинка словно расплываться начнет, а после обретет контуры. С непривычки сложно, но ты увидишь. — А услышать получится? — Я не оракул, — грустно ответил Динар, — сам могу услышать, только если буду там. Но и ты не элементаль, тебя захватить не смогу. Все, Кат, смотри. И я начала смотреть. Правда, меня присутствие рыжего очень сильно отвлекало, но цель оправдывает средства, и я попыталась забыть, что он здесь, совсем рядом. — Твое присутствие так отвлекает, — Динар словно прочитал мои мысли. — А ты не отвлекайся, — посоветовала ему, пытаясь сконцентрироваться на картинке. — Да не получается, — руки рыжего скользнули на талию, сжали, а там начали расходиться… одна вверх, вторая вниз. И картинка утратила всякое значение! — Динар, я так не могу, — простонала, чувствуя, как начинаю таять от каждого его прикосновения. — Катенок, вот если ты, еще ничего не знающая, уже не можешь, то представь, каково мне, — простонал даллариец, осторожно стягивая рубашку с моего правого плеча… Можно было бы так постоять еще, но Великий Белый Дух, как же мне хотелось испытать то упоительное чувство, которое посетило, когда Динар впервые страстно поцеловал меня… в подземелье родного королевского дворца Ирани. Развернувшись в кольце его рук, на мгновение замерла, увидев его удивленный взгляд, но после, отбросив и смущение и стыдливость, буквально потребовала: — Поцелуй меня. — Как? Рыжий временами бывает непроходимо туп. — Откуда я знаю как? — Я задумалась. — Можешь поцеловать, как кесарь. Почему-то вместо поцелуя мою шею сжали и даже прокомментировали сии лишенные смысла действия: — Придушу! — А поцелуй? — Я расстроилась. — Ты — чудовище! — Динар отпустил мою шею. Задумался, хрипло спросил: — И как кесарь целуется? — Триста лет опыта. — Да, действительно… — нахмурился рыжий. На этой печальной ноте следовало отставить глупости и перейти к важным делам. Например, к проблеме избавления от кесаря, которая сейчас стояла особо остро. Но я так долго была примерной императрицей и супругой и так соскучилась по рыжему, что творила одну глупость за другой… А потому, обвив шею огненного Динара, я притянула его к себе и поцеловала… Сама. Знаю, что он потом не упустит возможности меня и за это подразнить, но ему можно… Ему все можно. — Кат, — спустя какое-то непродолжительное время простонал рыжий, — Катенок, остановись. Остановилась. Осмотрелась. Обнаружилось, что мы в процессе целования добрели до кровати, и теперь Динар, в своем нормальном виде, то есть уже никакой не огненный и не ракард, лежал на каменном ложе, чуть приподнявшись и опираясь на локти, а я сидела на нем. Ну это я сейчас сидела, а до этого практически лежала на нем же, удерживая его лицо руками, чтобы не вырвался. — Слушай, Кат, — Динар облизнул губы, попытался отдышаться, потом как-то обиженно проговорил: — Мне казалось, что принцессам полагается быть целомудренными… и скромными. — Рыжий, где ты видел скромных принцесс? — задала я вполне резонный вопрос. — Ну не знаю… в сказках. Представила себе сказочку про очень целомудренную принцессу… Ну, если Динар сказание об одиноком орке превратил в нечто, то даже боюсь себе представить, что ждет принцессу. — Кат, ты о чем задумалась? — О целомудрии. — На самом деле пытаюсь представить себе сказку в исполнении Динара. А правитель Далларии тряхнул головой, заставляя налипшие на лоб волосы откинуться назад, и внес неожиданное предложение: — К гоблинам целомудрие. Продолжай. Я пожала плечами и продолжила. Мне нравилось. Удовольствие доставлял уже сам процесс склонения над Динаром, когда его глаза по мере моего приближения становились все больше и темнее, а дыхание прерывистым, точнее, рыжий вообще дышать переставал. А затем легкое прикосновение к его губам, ощущение его лица в моих ладонях… И я даже чувствовала, как бьется его сердце, а уж каждый глухой стон… |