
Онлайн книга «Солдатами не рождаются»
– Так точно. – Почему, раз помните, сами не напомнили? – Не положено первому напоминать, товарищ генерал. Я вас и раньше помню. Вы у нас в Академии Фрунзе курс оперативного искусства начинали читать… Серпилин покосился на него и промолчал. «Вон оно что, – подумал он, – значит, еще с той поры…» Он, конечно, не вспомнил этого слушателя академии, бывшего тогда, в тридцать седьмом году, наверное, еще капитаном или старшим лейтенантом и среди десятков других сидевшего перед ним на его лекциях, но сами эти лекции он помнил очень хорошо. В тот учебный год он прочел их всего четыре, четвертая была последней… Адъютант позвонил по телефону, в приемную принесли чай и бублики. Серпилин выпил два стакана и, посмотрев на часы, встал. Оставалось совсем мало времени. – К нам ваши самолеты каждый день идут? – спросил он у адъютанта. Адъютант подтвердил, что да, конечно. На Донской фронт самолеты ежедневно… – Кому надо дать заявку, чтобы лететь завтра? Авиаторам? – Генерал-лейтенант позвонит, и все будет сделано. У адъютанта был удивленный тон. «А как же ваша жена?» – кажется, хотел спросить он, но удержался. – Доложите генерал-лейтенанту, когда вернется, что я просил дать на меня такую заявку, – сказал Серпилин. – А сейчас, если можно, вызовите машину, я отпустил ее. – Генерал-лейтенант вот-вот вернется, – сказал подполковник тоном, намекавшим на делаемую Серпилиным неловкость. Адъютант не только понимал, но и прямо слышал от своего начальника, что их с Серпилиным связывают давние и короткие отношения. Однако, на его собственный взгляд военного человека, всему был предел: дружба дружбой, а уйти из приемной заместителя начальника Генерального штаба, вопреки приказу дождаться, было недопустимой вольностью. Серпилин прочел эту мысль на лице подполковника и, считая ее в принципе верной, не счел возможным оставлять его в недоумении. – Должен быть к четырнадцати часам в госпитале, – сказал он. – Доложите генерал-лейтенанту, что уехал, потому что жена умерла и надо хоронить. Когда похороню, буду звонить ему. Сказал с тем безразличным спокойствием, которое воспитал в себе про запас для наиболее тяжких минут жизни. – Да как же это, товарищ генерал? Что ж вы не сказали! – с огорчением воскликнул подполковник. Но Серпилин остановил его взглядом, говорившим: «За сочувствие спасибо, но при чем тут ты? И почему я должен был говорить тебе об этом раньше, чем возникла прямая необходимость?» – Вот так, – вслух сказал Серпилин. – Так как насчет машины? Когда Серпилин подъехал к госпиталю, «виллис» сына уже стоял у подъезда. – Садитесь ко мне, товарищ генерал, – сказал выскочивший из «виллиса» шофер. – Это с другого хода! Товарищ капитан уже там, а мне приказал вас дождаться и подвезти. Серпилин сел на «виллис», они выехали со двора, обогнули длинную каменную стену и подъехали к тому же зданию с задней стороны, с переулка. В переулке дожидались два грузовика. На одном стояло два гроба, и сейчас их подвигали, чтобы поставить третий. Вокруг грузовика с гробами толпились женщины. Второй грузовик был пуст. – Наш, – кивнул на него шофер. Серпилин поднялся по обледенелым, грязным ступенькам, вошел в помещение и увидел стоявший прямо на полу и показавшийся ему очень большим закрытый гроб. Сын стоял рядом с гробом и передавал какой-то сверток в руки высокой тощей нянечки, которая ночью при Серпилине заходила в палату к Валентине Егоровне. – Не беспокойтесь, все передам, как сказали. У нас этого – чтоб не передать – не бывает, – говорила нянечка, принимая сверток. Сын повернулся к Серпилину: – Собрал немножко, пайкового, для нее и для медсестры. Сын был прав, но Серпилину стало неприятно. – Спасибо, – сказал он и протянул руку нянечке. Она переложила пакет под мышку и, подав ему руку, сказала: – Все сделали: и обмыли и обрядили. Совсем еще молодая она у вас, жить бы да жить… – Спасибо, – повторил Серпилин. – Я сказал, чтоб закрыли и гвоздями прихватили на дорогу, – сказал сын. – А то тут… – Он не договорил и брезгливо посмотрел на затоптанный пол. Потом подошел к дверям и крикнул шоферу: – Вавилов, позовите шофера и бойца с грузовика. Через минуту вошли все трое. – Понесли? – спросил сын. Серпилин нагнулся к изголовью и, коснувшись пальцами пола, стал приподнимать гроб. Когда вынесли гроб и поставили на грузовик, сын кивнул на соседнюю машину, около которой толпились люди, вдвигая туда еще один, четвертый гроб. – Вот так и возят. А на кладбище целая очередь. – Он сердито махнул рукой. – Поедем! Гроб стоял посредине открытого грузовика. По сторонам, к обоим бортам, были прибиты лавки. Серпилин молча полез в кузов. – Не простудишься? Может, ты в кабину, а? – спросил сын, влезая вслед за ним. – Закройте борт, – не отвечая, сказал Серпилин топтавшемуся около грузовика бойцу. Боец закрыл борт и, схватясь за него руками, хотел тоже влезть. Ему казалось неудобным сидеть в кабине, раз генерал поедет снаружи. – Идите в кабину, – сказал Серпилин. «Виллис» пошел впереди, грузовик за ним. Сейчас, когда они сидели с сыном в грузовике на лавке, по обеим сторонам гроба, гроб показался Серпилину еще больше. – За двадцать пять, – сказал сын. – Не мог другого достать, и этот-то… – И он, снова не договорив, махнул рукой. В последний раз Серпилин увидел лицо жены на Новодевичьем кладбище, у могилы. Они слезли с грузовика у ворот, шофер с «виллиса» остался сторожить и прогревать обе машины, а Серпилин с сыном, второй шофер и боец, вчетвером, понесли гроб через все кладбище к дальнему концу его. Гроб не показался Серпилину тяжелым, он только все время, пока шли, боялся оступиться. Кладбище было заметено снегом, приходилось перебираться через холмы забытых могил. Когда подошли к яме, оказалось, что могильщики еще не дорыли ее до конца. Они стояли в ней по шею; один бил землю ломом, а другой выбрасывал лопатой смерзшиеся комки. Их головы то появлялись, то исчезали, и снизу, из-под земли, доносилась приглушенная ругань. Они материли мороз, зиму и землю. Серпилин увидел, что сын собирается прикрикнуть на них, остановил его. Это было ему совершенно все равно. Лишь бы скорее кончили свою работу. Гроб пока поставили на соседнюю, свежую еще могилу. – Хочешь открыть? – спросил сын. |