Книга Сын Авроры, страница 16 – Жюльетта Бенцони

— Нет. Я больше не мог оставаться у герцога Целльского. На протяжении долгих месяцев я не получал от вас ни единой весточки. Я не знал, где вы, не знал, что с вами, и практически сходил с ума. Я воображал себе Бог весть что. Поговаривали даже, что вас уже нет в живых... Что вы умерли во время родов.

— Правда заключается лишь в том, что я действительно родила сына. Но, как видите, со мной все в порядке. Однако ребенка мне пришлось спрятать, подальше от ищеек Флеминга. Я же обрела свободу, но взамен мне пришлось пойти на кое-какие уступки, так что... Как видите, я теперь канонисса!

— Стоит ли мне говорить, как я рад за вас? Кведлинбург послужит вам отличным прикрытием... К тому же получается, что теперь мы соседи. Разумеется, я был очень огорчен, узнав, что вы уехали. Очевидно, вы были в Дрездене, — добавил он с легкой ноткой горечи в голосе. Аврора едва заметно улыбнулась: похоже, барон так и не оправился от своей любовной болезни.

— Это так. Но, спешу вас уверить, надолго я там не задержалась. Кстати, завтра мне снова предстоит уехать.

— Так скоро? Но почему?

— Необходимо уладить кое-какие вопросы с курфюрстом Бранденбургским, так что придется ехать в Берлин.

— Вы едете одна?

— Если не брать в расчет мою горничную и кучера, то, да, одна, но...

— Позвольте мне сопровождать вас! На дорогах сейчас неспокойно... К тому же я не знаю, чем себя занять...

— Но как же ваши владения... И ваша мать? Мне сказали, ей нездоровится. Вы нужны ей!

— Увы, вот уже месяц как она более ни в чем и ни в ком не нуждается...

— О, мне так жаль, Клаус!

— Довольно. Она, наконец, воссоединилась с моим отцом, о чем всегда мечтала. Для нее это не смерть, а освобождение... Что же до моих земель, то ими сейчас занимается человек, которому я полностью доверяю. Так что, получается, что я абсолютно свободен и полностью к вашим услугам. Позвольте мне ненадолго стать вашим сопровождающим!

Аврора на секунду задумалась. Идея иметь подле себя надежного сильного мужчину выглядела весьма заманчиво! К тому же барон наверняка сможет позаботиться о маленьком Морице... В настоящий момент ребенку ничто не угрожало, но, кто знает, что может ждать его на пути в Берлин? Конечно, их вражда с Флемингом несколько поутихла, и все же Аврора не могла окончательно поверить канцлеру. И потом, она не знала, существуют ли другие люди, желающие навредить младенцу. Взять, к примеру, того же «ворона», что посылал ей анонимные письма, полные язвительных намеков. Она до сих пор гадала, кем мог быть этот недоброжелатель. Вероятно, теперь он затаился и выжидает удобного момента, чтобы нанести удар...

— Вы не отвечаете, — тихо проговорил Клаус. — Мое предложение вам не по нраву?

— Ни в коем случае, даже наоборот, но... при одном условии...

— Я согласен на все!

— Неужели вы настолько безрассудны?

— Ради вас я готов сделать все, что угодно!

Боже правый, слушать его было одно удовольствие! Однако Аврора привыкла судить не по словам, а по поступкам...

— Есть некто, нуждающийся в помощи и поддержке куда больше, чем я: это маленький ребенок, которому едва исполнилось полгода...

— Ваш сын?... Для меня он так же дорог, как и вы. В моем понимании, мать и сын нераздельны!

Аврора положила молодому человеку руки на плечи, привстала на цыпочки и поцеловала Клауса тепло и нежно, как сестра целует брата:

— Спасибо!.. Если вы и впрямь согласны, завтра же поезжайте в Гамбург и заберите моего сына. Встретимся с вами в Берлине... И помните: я доверяю вам!

Прибыв в Потсдам, который для Берлина был тем же, чем Версаль для Парижа, — то есть, выражаясь без прикрас, любимой резиденцией Великого курфюрста, Аврора с легкостью получила аудиенцию при дворе. Стоило признать, что этому немало поспособствовало рекомендательное письмо многострадальной Кристины Эберхардины. Прощаясь с Авророй, бедняжка совсем пала духом и плакала еще больше прежнего:

— А я так надеялась, что вы поможете мне избавиться от этой нахалки! Вы даже представить себе не можете, как она меня ненавидит! Заклинаю вас, возвращайтесь поскорее!

— Не волнуйтесь, очень скоро вы станете королевой, и я обязательно вас навещу. Только тогда я буду обращаться к вам не иначе как «Ваше Величество»!

— Королевой... Знаете, я ведь даже не уверена, хочу ли я всего этого...

— Будет вам! Ведь говорят, что поляки — очень милые люди...

— Неужели? А что, в таком случае, говорят о полячках? Когда мой супруг получит корону, у него будет поистине королевский выбор любовниц! Как я смогу это пережить!

— Попробуйте посмотреть на это с другой стороны: ведь тогда он позабудет графиню Эстерле. Не думаю, что монсеньор способен долго любить [20] кого-то. Скажем так... вы должны привыкнуть к его увлечениям. Но, взойдя на трон, Ее светлость увидит ситуацию в совершенно ином свете, вот увидите!

— Я буду молить Господа Бога о том, чтобы ваши слова оказались правдой! В любом случае, будьте осторожны в Берлине. Не доверяйте никому — особенно моей невестке! А еще лучше вообще с нею не встречаться!

Аврора ей охотно поверила: прусская княгиня София-Шарлотта Ганноверская приходилась родственницей альденской заключенной и была наслышана о графине фон Кенигсмарк. Будучи дочерью грозной курфюрстины Софии, она принадлежала к числу тех, кто исправно отравлял жизнь Софии Доротеи Целльской, сведя ее сначала с Филиппом фон Кенигсмарком, а затем, после трагической смерти молодого человека, презирая несчастную и издеваясь над ней. Размышляя подобным образом, Аврора пришла к выводу, что со стороны ее бывшего любовника было по меньшей мере странным поручить защиту интересов Кведлинбурга простой канониссе. У аббатисы, пожалуй, было бы больше шансов. И действительно, почему бы не доверить это задание той же княгине фон Гольштейн-Бек?

Когда она задала этот вопрос вслух, Кристина Эберхардина была явно обескуражена:

— А разве это не очевидно? Все эти пожилые княгини, графини и прочие уже на ладан дышат. В отличие от вас, слава богу. Дело в том, что мой брат, имея в женах сущую мегеру, по достоинству оценит вашу приятную внешность...

Аврора не осмелилась спросить, сколь пристальной и интимной может быть эта «оценка». Узнав о том, что аудиенция состоится, она надела один из самых строгих своих нарядов — церковное платье из плотного черного шелка, с широкими рукавами и горностаевой отделкой. В конце концов, рассуждала Аврора, она приехала в Берлин просить о сохранности церковной общины, а потому следовало одеться как подобает, без излишеств.