Книга Два маленьких обмана, страница 37 – Лиз Карлайл

– Новые французские спички не такие вонючие, – заметила Вивиана. – В табачной лавке в Берлингтонском пассаже их продают по полпенса за дюжину.

Куин не ответил, а только пристально посмотрел на разгорающееся пламя.

– Сожалею, Вивиана, что погода такая холодная, – наконец произнес он. – Сожалею, что мой сарай, того и гляди, свалится на твою лошадь, и о том, что Херндон задержал меня. И о том, что мои спички так скверно пахнут. И, признаюсь, я начинаю сожалеть, что вообще пришел сюда.

Вивиана немного отодвинулась назад.

– Si, я веду себя как... как это по-английски? – Она сердито посмотрела на Куина. – Una crudele Strega. Стерва? Ведьма? Я забыла, как это сказать.

– Подойдет и то и другое, – сухо ответил он.

– А я не стану извиняться. Я не хотела приходить сюда. Правда.

– А я не хотел, чтобы ты нарушала мой покой.

– Нарушала твой покой? – переспросила Вивиана. – А мой покой? Разве он тоже не нарушен?

– Покой этого дома, – пояснил Куин. – Пять минут назад он был единственным тихим местом во всем графстве.

Куин встал, широко расставив ноги, обутые в блестящие сапоги для верховой езды.

Вивиана уперлась руками в бедра и посмотрела на узел, который Куин бросил на один из деревянных стульев. Похоже, в нем были одеяла.

– Кто-то жил здесь. Не ты ли? – спросила она. Куин слегка приподнял бровь и ничего не ответил.

– Твой запах, он чувствуется в этой комнате, – с вызовом бросила Вивиана.

– Возможно, это всего лишь запах моих спичек, – усмехнулся Куин. – Похоже, ты больше не можешь чувствовать разницу, Виви.

Вивиана прищурила глаза и промолчала, не зная, что еще сказать. Почему она старается вывести Куина из себя? Она не узнавала этого безжалостного человека со стальным взглядом, в жилах которого, очевидно, текла ледяная вода. В прежние дни Куин всегда был вспыльчив и готов к схватке, а потом стремился к примирению. А она... она вела себя не намного лучше. «Как кошка при течке», – подумала Вивиана. Чувственная. Возбужденная. Страстная. Но страсть, слава Богу, уже явно прошла.

– Ладно, давай разберемся, Куинтин, – более спокойным тоном предложила Вивиана. – Давай сверим наши истории, если ты настаиваешь, что мы должны это сделать.

– Сначала я хотел бы узнать, что ты рассказала моей сестре.

– Я? – возмутилась она. – Что я рассказала? Niente affatto! Ничего! Как ты смеешь так думать?!

Куин мрачно посмотрел на нее:

– Я только думаю, что нам следует, Вивиана, насколько возможно, меньше говорить о... прошлом.

– Andare all#39;inferno! – зло бросила Вивиана.

О, подумал Куин, он знает, как это переводится. «Иди к черту!» Слишком поздно для этого. Он чувствовал, как будто уже находится в аду. Куин схватил Вивиану за руки:

– О, Вивиана, будь великодушна. Я только хотел сказать, что...

– Я знаю, что ты хотел сказать, – перебила его Вивиана и вырвала руки. – Ты думаешь, Куинтин, что я не стыжусь своего прошлого с тобой? Я не хотела этого, нет. Но я уступила тебе. И до сих пор стыжусь этого. Сильнее, чем ты можешь представить.

– Мне грустно это слышать, – тихо проговорил Куин. – Я никогда не стыдился тебя, Вивиана. Наоборот, всегда гордился тем, что ты была моей...

– Silenzio! – Лицо Вивианы побледнело. – Я никогда не была твоей, Куинтин. Никогда! Как ты не можешь понять?

И ты можешь поблагодарить своего дядю Чесли, а не меня, за то, что теперь знает твоя сестренка.

– Дядя Чес? – недоуменно переспросил Куин. – Что же он рассказал?

– Что ты когда-то преследовал меня, не больше того, – ответила Вивиана. – Что еще мог он сказать? Он же ничего не знает.

Вероятно, это было правдой. Куин прилагал огромные усилия, чтобы скрыть свои отношения с Вивианой от дяди, отчасти потому, что об этом его просила она сама. Но отчасти потому... потому, что он боялся гнева Чесли. Куин знал, что дядя его не одобрит. Чесли относился к Вивиане почти как к племяннице или крестной дочери. Уже это должно было предостеречь Куина.

Однако в голосе Вивианы слышалось нечто такое, что ему не понравилось. Он поднял голову и пристально посмотрел на нее:

– Что ты имела в виду, когда сказала «я не хотела этого»? Вивиана смущенно опустила глаза.

– Я только хотела сказать, что я не... что я не желала... Куин схватил ее обеими руками за плечи и слегка встряхнул:

– Что ты говоришь? Что ты не желала быть моей любовницей?

– Я не желала этого, – закрыв глаза, прошептала Вивиана. – Я тебе говорила об этом, Куинтин. Сто раз говорила.

Куин еще крепче стиснул ее плечи:

– О, не разыгрывай передо мной жертву, моя дорогая. Может быть, я слишком настойчиво добивался тебя. Но ты хотела этого, Вивиана.

– Настойчиво. – Глаза Вивианы гневно блеснули. – Si, саго, можно это и так назвать.

– Ты хочешь сказать, что ты не желала меня? – Куин с изумлением посмотрел на нее. – Этому я не поверю, моя дорогая.

– Я и не пытаюсь заставить тебя верить, – с усталым видом ответила Вивиана. – Пожалуйста, Куинтин, я должна уехать. Думаю, нам не о чем договариваться.

– Вивиана, Бог с тобой! Ты... ты утверждаешь, что я... что я совершил насилие? – изумленно спросил Куин.

Глаза Вивианы стали вдруг печальными.

– Нет, нет, – произнесла она едва слышно. – Я ведь не кричала, не так ли? Не отбивалась руками или ногами, или... или... – Слова замерли на ее губах.

– Вивиана... тогда в первый раз... я не принуждал тебя, – почти шепотом проговорил Куин. – И ты смеешь теперь это утверждать, после всего, что заставила меня пережить?!

– Принуждал? – повторила Вивиана. – Я никогда этого не говорила.

– Тогда в чем дело? О чем ты, черт побери, говоришь? Вивиана отвела глаза в сторону:

– Я просто не хотела, чтобы это было так. Как ты не понимаешь, Куинтин? Не так, как это произошло в первый раз. Не на диване в какой-то жалкой комнатушке за кулисами. Я хотела быть любимой. Выйти замуж. Даже не имея титулов, люди, саго mio, имеют мечты и принципы.

Мечты? Принципы? Господи! Куинтин беспомощно опустил руки и отвернулся. Стены маленького коттеджа закачались перед его глазами.

Куин вспомнил ту ночь. Он тогда был пьян, но не сильнее, чем обычно. Да, он был в отчаянии. Его страсть разгоралась, и им овладевал страх, что он никогда не добьется расположения любимой женщины. И во время ее потрясающего пения он понял, как это поняли и все, присутствовавшие в театре, что существование Вивианы Алессандри в качестве всего лишь дублерши закончилось. И еще он понял, что восхищенные взгляды, доводившие его до безумия, умножатся в десятки раз.