Онлайн книга «Вейн»
– Этот хитрый еврей не даст и половины настоящей стоимости. Просто из любви к искусству. Мой совет – подожди до города. Вот черт… Юрка положил вилку. Ему продешевить нельзя, деньги понадобятся. – Ешь. Ты действительно оплатил дорогу. А в Бреславле сведу с нужным человеком. За пятнадцать процентов. – Десять. – Идет, – подозрительно легко согласился вейн. Юрка подцепил ломтик картошки – золотистый, с поджаристой корочкой – и спросил: – А за сколько надо было? Дан ухмыльнулся: – Пять и то много. Юрка отвалился от стола, чувствуя, что не может больше проглотить ни кусочка. Съеденное комом застряло в горле. – Пойду с хозяином переговорю. Дан ушел, выкликая Ерухима. Юрка приткнулся в угол и съежился под курткой. Его знобило, наверное, от холодного молока. Болел желудок. День за окном медленно угасал. Щелкая кнутом, пастух прогнал стадо. Натужно мычали недоеные коровы. Вейн долго не возвращался, и Юрка успел задремать. Разбудила служанка. Напевая, она убирала со стола. Ее голос, шаги, бряканье посуды неприятно отдавались в голове. Юрка шевельнулся, разминая затекшую шею, и еле сдержал стон. Мышцы одеревенели. Громко стуча сапогами, с лестницы скатился довольный вейн. Он успел побриться и сменить рубаху. – Две комнаты брать не стал. Экономия! Хочешь, топай наверх. Я еще с Ерухимом посижу. Пусть наврет чего интересного. Юрка поднялся. Дан присмотрелся к нему при неярком свете керосиновой лампы. – Ты как себя чувствуешь? – Нормально. – Ну иди, коли так. Третья дверь направо, в конце коридора. В крохотный номер с трудом втиснулись две кровати. Шкафа не было. Зато в углу, за отдернутой занавеской, стояла лохань, наполовину полная воды. Тетка в переднике опростала в нее из ведра кипяток и оглянулась. – Вам полить? – Нет, я сам. Тетка ушла. Юрка скинул одежду, подумал – и залез в лохань целиком, подтянув колени к груди. Защипало царапины и ожоги. Вода закрывала по плечи, была обжигающе горячей, но согреться не получалось. Пробирала дрожь, заставляя стучать зубами. Скрипел под окном сверчок. Юрка шевельнулся, плеснув на пол. Посмотрел на свои руки в намокших повязках. Надо же, почти не болят, хорошая мазь у Дана. Помогая зубами, развязал узлы. Ожоги выглядели паршиво. Осторожно опустил руки в воду. Кожу пекло, и Юрка начал считать шепотом, стараясь не торопиться. На четвертом десятке он притерпелся. Расслабился, уткнулся подбородком в колени и закрыл глаза. Подумал: завтра будет в Бреславле. Если повезет, послезавтра найдет Виктора Зеленцова и войдет без стука к нему в гостиничный номер. Вейн начнет орать, мол, чего надо, и Юрка бросит ему в лицо: «Дарья Жданова, помнишь?» Он столько раз воображал это – в «Перекрестке», у жузгов, в дубоидном лесу, – что видел все до мелочей: стол, усыпанный крошками, тарелку с объедками, таракана на стене. Чувствовал даже запах – грязного белья и пива. Вот только лицо Зеленцова никак не мог представить. Не получилось и сейчас. Взвыл во дворе пес. Юрка вздрогнул. Небо за окном совсем почернело, проступили звезды. Все так же скрипел сверчок. Вода в лохани остыла, и плечи покрылись гусиной кожей. Юрка вылез, оставляя мокрые следы, дошлепал до кровати и забрался под одеяло. Матрас кололся соломинками, шуршал. От наволочки пахло сухой ромашкой. Совсем как тогда. …Весна разгоралась нахальная, ранняя. Юрка и радовался ей, и сердился. Жди теперь майских, пока Ленька заплатит. Конечно, можно приварить на камеру заплатку, но это что слону горчичник. Обошел лужу, раскинувшуюся посреди дороги. Вдоль палисадника тянулась узкая тропка, и по краю уже пробивалась трава. На заборе сидел черный кот, довольно жмурился на солнце. – Только спрыгни, животное! – пригрозил ему Юрка. – Я тебе так сплюну через левое плечо! Кот презрительно дернул ухом. Калитка оказалась запертой изнутри. Брякнуло железное кольцо, поворачиваясь и поддевая «язычок». Во дворе ярко желтела кирпичная дорожка. Вдоль нее ходил петух, придирчиво рассматривая оттаявшую землю. Лапы у него были грязными, побледневший за зиму гребень свалился набок. Не петух, а недоразумение. Увидев Юрку, куриный предводитель предостерегающе сказал: – Ко-ко, – и отступил за поленницу. Подумаешь, неженка, всего-то с полдесятка перьев из хвоста выдрали. Дед сидел на крыльце, привалившись к балясине. Под левой рукой на чисто вымытых досках лежали трубка и газета. Юрка брякнул рюкзак под дверь и с разгону попросил: – Дед, а давай ты мне поможешь камеру залатать? Ну, сейчас начнет ворчать, что проще зашить все дырки в неводе. Дед не ответил, даже головы не повернул. – Ну а чего, – заканючил Юрка. – Там еще можно! Он перевесился через перильца, заглянул в лицо. – На переднем… Дед смотрел, не отрываясь, на Дикову будку. Глаза у него были стеклянные, и в них отражалось солнце. – Дед… К седым волосам пристало куриное перо, оно трепыхалось на ветру, щекоча лоб. – Дедушка! Кажется, он орал. Истошно, захлебываясь. Появилась бабушка. Прижала Юркину голову к переднику, пахнущему молоком и комбикормом. Гладила затылок, что-то говорила. Юрка не слышал. Он сидел на земле и молотил по грязи кулаками. В горле саднило от крика. Приходили еще люди. Его увели на кухню. У Юрки дрожали руки, он никак не мог удержать кружку. Зубы стучали о фаянсовый край. Женщина в белом халате запихала ему в рот таблетку. Кто-то помог снять джинсы, это было уже в спальне. От холодной воды ломило пальцы, в ванну стекали мутные ручьи. На кровати лежали парадные брюки и темно-серая рубашка. Верхняя пуговица с трудом пролезла в петлю. Остро пахло валокордином и сушеной ромашкой. Юрка никак не мог понять, почему – ромашкой? Зачем? Пошел по комнатам, принюхиваясь. В зале он нашел бабушку и деда. Маргарита Леонидовна сидела на стуле, прямо держа спину и вскинув голову с тяжелой короной из кос. Она надела черное шерстяное платье, слишком теплое для этой весны. Окна затворили ставнями, и луч, пробившийся в щель, перечеркивал бабушкино лицо. – Я попросила всех уйти, – сказала она. Голос прозвучал непривычно громко. Юрка обернулся – большие напольные часы, бабушкино приданое, молчали. Замер за стеклом маятник. Дед лежал на столе. На нем был темно-синий костюм, почти неношеный. От ткани пахло сушеной ромашкой… |