Книга Дикий лес, страница 38 – Колин Мэлой

Воробей вздрогнул.

— Не думал, что доживу до такого, — тихо сказал он. — Все наши труды, дипломатия, осторожность, все ради того, чтобы заключить этот хрупкий союз. И все пропало.

Сирена зазвучала громче, к ней добавилась вторая. Прю встала и подошла к окну, на стекле которого играли красные отблески. Пригнувшись и осторожно отогнув занавеску, Прю увидела, как в нескольких домах дальше по улице банда офицеров КЛИНКА, топая сапожищами, выводит из здания стайку птиц и сажает в зарешеченный фургон.

— Что происходит? — сказала Прю. Воробей, не взлетая, догадался по ее ужасу.

— Полагаю, они нас всех вылавливают. Всех птиц, и южнолесских, и подданных княжества. — Он повторил с мрачной торжественностью: — Не думал, что доживу до такого.

Сирен прибавилось; по булыжникам улицы Рю Термонд подкатило еще несколько лязгающих арестантских машин. Дальше по улице Прю увидела, как в ожидающий грузовик ведут небольшую группку цапель, чьи белоснежные перья окрасились алым от огней сирены. Когда птицы приблизились к решетчатым дверцам, одна цапля отсоединилась от группы, оттолкнулась длинными пружинистыми ногами о мостовую, развернула огромные крылья и поднялась в небо. Один из офицеров тут же вытянул из-за плеча винтовку, прицелился и выстрелил. Прю закрыла себе ладонью рот, чтобы не закричать. Цапля тяжело ударилась о булыжники, подняв жидкое облачко белых перьев. Офицеры перебросились ругательствами, и грузовик уехал, грохоча по улице. Неподвижное тело цапли осталось лежать там, где упало. Через пару минут какой-то офицер, вышедший из другого дома, небрежно пнул тело цапли с середины улицы в канаву.

Прю скрипнула зубами и стукнула кулаком по подоконнику.

— Убийцы! — прошипела она и обернулась к воробью, ожидая увидеть, что он возмущен выстрелом, но вместо этого обнаружила, что он не сдвинулся с места и еще сильнее втянул голову в грудку.

— Надо что-то делать! — закричала Прю, прошагав туда, где сидел воробей. — Это беззаконие! Как можно терпеть такое?

— Страх, — тихо ответил воробей. — Нынче всем управляет страх. Сильные из страха потерять власть закрывают на все глаза. Все вокруг враги. Кто-то должен стать козлом отпущения.

Прю сердито застонала и начала нарезать круги по комнате.

— Ну, одно я знаю точно: я не собираюсь просто сидеть тут и ждать, пока у них кончатся идеи и они вернутся сюда за нами. Вот это настоящая глупость.

— Не знаю, что и сказать тебе, — пробормотал он.

Прю перестала расхаживать.

— На север. Ехать на север. — Она метнула взгляд на воробья. — Так сказал филин. Как раз перед тем, как пришла полиция. Он сказал, если все остальное не удастся, можно отправиться на север и встретиться с тамошними… волшебниками.

— Мистиками, — поправил воробей, поднимая взгляд.

— Ага, — сказала Прю, задумчиво поводя указательным пальцем. — Там будет безопасно. И они могут знать, где мой брат.

— Да, там может быть безопасно, народ Северного леса ценит свое уединение.

Прю пожала плечами.

— Все-таки попытаться стоит, а?

Воробей уже заметно воспрянул духом.

— Может быть. Возможно. Но как же ты туда доберешься?

Нахмурившись, Прю рассеянно почесала щеку.

— В том-то и дело. Понятия не имею.

— Можешь полететь, — сказал воробей.

— Ага, без проблем, — усмехнулась Прю.

— Я имею в виду, — сказал воробей, поднимаясь на коготки и встряхивая крыльями, — тебя могут отнести.

— Отнести? — Прю начинала видеть решение.

— Ты, должно быть, ничего не весишь, — сказал воробей, окинув ее внимательным взглядом. — По крайней мере, для беркута. Нам бы только добраться до княжества — там полно птиц, которые могут тебя отнести.

При всей гнетущей мрачности их положения Прю слегка разволновалась от такой возможности.

— Ладно, — сказала она. — Звучит убедительно. А как мне добраться туда?

— Надо как-то протащить тебя к границе, — сказал воробей. К нему явно возвращалась энергичность. — Пешком слишком далеко, а улицы кишат тайной полицией… нет, надо найти какой-нибудь транспорт, где тебя можно спрятать — это единственный способ.

Прю щелкнула пальцами, перебивая размышления птицы.

— Я уже знаю, — сказала она.

* * *

На другом краю леса, глубоко под землей, как раз стихло и перестало биться о стены пещеры эхо от другого щелчка пальцами. Кертис пустым взглядом уставился на Александру. Мак тихо агукал в колыбельке посреди комнаты. Далекий рев духового оркестра оживлял этот напряженный момент комичным музыкальным сопровождением.

Кертис громко и глубоко сглотнул.

Александра, скрестив руки на груди, постучала украшенным кольцом пальцем по оловянному браслету на плече. Глухое звяканье эхом разнеслось по комнате.

Звяк.

— Ну, я… — начал Кертис.

Звяк.

Он пошевелил пальцами ног в сапогах. Форма вдруг стала ужасно жесткой, грубая шерстяная ткань терла плечи. Большой палец правой ноги слишком сильно упирался в кожу сапога. В комнате стало жарко, и из-под волос выступили капельки испарины.

— Мне кажется… — начал он.

Звяк.

— Ты со мной, Кертис? — спросила наконец Александра. — Или против меня? Или одно, или другое.

Кертис неловко хихикнул.

— Я понимаю, Александра, я только…

Его перебили:

— Просто ответь, Кертис.

Кертис молча ждал, когда тишину комнаты нарушит очередной “звяк”, но, когда его не последовало (палец Александры завис в воздухе над браслетом), ответил:

— Нет.

— Что ты сказал?

Кертис выпрямил спину и посмотрел Александре прямо в глаза.

— Я сказал — нет.

— Что “нет”? — спросила губернаторша, зловеще изогнув брови. — Ты не вернешься домой? Ты согласен присоединиться ко мне?

— Нет, я не присоединюсь к вам. Я не останусь. — Поначалу у него от ужаса пересохло во рту, но теперь это прошло, и говорить было все легче и легче: — Ни за что. — Он указал на ребенка в колыбели позади себя: — Это неправильно, Александра. Мне все равно, кто и что вам сделал, я не могу просто стоять и смотреть, как вы, ну, как вы приносите ребенка в жертву ради своей отвратительной мести. Нет, нет и нет. Может, можно использовать еще кого-то: белку, свинью, что угодно… может, этот плющ даже не заметит разницы… делайте как хотите. Но я в этом больше не участвую — спасибо, хватит; я заберу вещи и пойду, если не возражаете.

Губернаторша почему-то молчала на протяжении всей речи, и Кертис попытался заполнить неловкую тишину.