Онлайн книга «Давай поженимся»
|
И все это была ты – твоя красота. Я вошел в тебя и через тебя познал небо. Ты казалась – спящая подле меня, в то время как мужчины, широким кольцом окружавшие нас, шелестели газетами, пили кофе, – кем же ты казалась? Не моей женой, не сестрою, не дочерью. Я поглаживал твои руки, чтобы ты даже во сне чувствовала, что я тут. Твои руки казались на диво длинными, Салли, и, глядя на тебя, спящую, такую большую, крупную, я непомерно гордился, что ты моя. Как же я гордился – целый час, а то и больше, пока пилот вел нашу чудную посудину от звезды к звезде, – как гордился, что я – твой защитник. Никогда прежде и никогда потом не был я тебе столь верным защитником. Ибо если бы самолет разбился и ты умерла, я последовал бы за тобою, и мы бы вместе вступили в то сказочное царство – ведьмой пиджак лежал на тебе, мои жизненные соки еще бродили в твоих теплых глубинах. Две трудяги лошадки тащили нас, покачивая, вверх по черному воздушному скату – на север. В своем забытьи ты принадлежала мне. Мне нравился овал черного неба рядом с твоим лицом. Мне нравился холод, побудивший тебя уткнуться головой мне в плечо. Мне нравились жесткие костяшки твоих рук, и мягкие, как пух, плечи, и твое тело под моим пиджаком. А потом я ушел от тебя. Моторы заревели громче, стремительно промчался Манхэттен, океан поднялся нам навстречу, чтоб нас поглотить, колеса чиркнули по посадочной полосе, судьба нас пощадила: мы не умерли. Мне ненавистна была наша неудача: и умереть мы даже не смогли. Мне ненавистна была спешка, с какою я снял с тебя пиджак, и вытащил чемодан из-под сиденья, и стал пробираться по проходу, чтобы выйти первым. Руфь встречала меня: ведь было уже за десять. Я оставил тебя полусонную, откинув волосы с лица, чтобы они не щекотали губ, – ты сидела покинутая, добыча для алчных глаз. Я чувствовал твой взгляд, провожавший меня, пока я трусливо бежал по бетону, постепенно уменьшаясь, мелькая в крутящихся полосах света. В толпе за стеклянными дверьми я уже видел задранное кверху лицо Руфи. Я почувствовал, что исчез из твоих глаз. Я ведь вспомнил о ней. *** Когда на следующее утро в десять часов зазвонил телефон, Джози покраснела от злости и вышла из кухни. Салли подошла к аппарату в купальном костюме: Питер уже полчаса ждал ее, чтобы ехать на пляж. – Привет, – сказала она. Причем таким тоном, что чужому человеку это не показалось бы странным. – Привет, – откликнулся Джерри. Голос у него был испуганный. – Как все прошло? – Никак, – сказала Салли. – Я явилась еще до полуночи – он уже спал. А сегодня утром, прежде чем уйти, спросил меня, как поживают Фитчи, я сказала – хорошо, и больше мы ни о чем не говорили. – Ты шутишь. Он наверняка что-то знает. – Не думаю, Джерри. Мне кажется, что наши отношения достигли такой стадии, когда ему, право же, безразлично, что я делаю/ – Нет, не безразлично. – А как у тебя с Руфью? – Отлично. Вся эта путаница с самолетами дала мне тему для разговора – о тебе, естественно, не упоминалось. Я рассказал ей о девушках из прокатных компаний, о Фэнчере и об Уигглсуорсе. Мне даже как-то грустно стало от того, что она так обрадовалась при виде меня. Она уже совсем было потеряла надежду, что я прилечу. Солнце резко высвечивало солонку и перечницу, стоявшие на подоконнике. У Салли мелькнула мысль, не растопится ли соль. – Я видела, как она тебя встречала, – сказала она. – В самом деле? Я не был уверен, что ты увидишь. – Ты так поспешно вывел ее из зала ожидания, точно взял под арест. Он рассмеялся. – Да, она тоже сказала: “Зачем такая спешка?” Вообще-то она слегка подавлена. Джоффри сломал себе ключицу, пока я был в отъезде. – О Господи, Джерри! Ключицу! – Судя по всему, ничего страшного. Чарли толкнул его, он упал на траву, потом весь день плакал и как-то странно держал руку, так что Руфи пришлось отвезти его в больницу, а там всего-навсего обмотали ему плечи бинтом, чтобы кость встала на место. Теперь он ходит, как маленький старичок, и никому не дает до себя дотронуться. Питер влетел на кухню и принялся в ярости стукаться об ее голые ноги. – Мне очень жаль, – сказала она. – Не надо ни о чем жалеть. Ты тут ни при чем. Эй? – Да? – Ты была чудо как хороша. Прямо сдохнуть можно, как хороша. – И ты тоже. И все было куда лучше, чем в первый раз. – Меня буквально доконала эта пытка в аэропорту. Могу только удивляться, как ты ее выдержала. – А меня это ничуть не раздражало, Джерри. Даже занятно было. – Ты грандиозная. До того грандиозная, Салли, просто не знаю, что с тобой и делать. Когда мы летели назад в самолете, ты была до того хороша, я голову потерял. – А я потом жалела, что уснула. Упустила столько времени, когда могла бы быть с тобой. – Нет. Не упустила. Все было правильно. – У меня в самом деле словно вдруг не стало сил. Так со мной бывает в твоем присутствии, Джерри. – Эй! Ты в самом деле считаешь, что все было хорошо? Не жалеешь, что поехала? – Конечно, нет. – Не очень-то веселый получился у нас ленч в музее, да и эта процедура с покупкой игрушек тоже прошла не слишком весело. – Мне жаль, что так вышло. Пора бы мне стать взрослее. А я еще недостаточно взрослая, чтобы быть вечно веселой при тебе. – Послушай... – И я чувствую себя ужасно виноватой из-за этой истории с Джоффриной ключицей. – Почему? Не надо. Ты тут абсолютно ни при чем. – Нет, при чем. Я из тех, кто может накликать такое. Я приношу несчастье. Я гублю Ричарда, и моих детей, и твоих детей, и Руфь... – Глаза у нее защипало, и она опять вспомнила о соли, которая, наверно, тает сейчас под солнцем в солонке на окне. – Да нет же. Послушай. Никого ты не губишь. Это я всех гублю. Я все-таки мужчина, а ты – женщина, и мне положено быть хозяином положения, а я не могу. Ты добрая. Ты грандиозная женщина – ты сама знаешь это, а вот знаешь ли, что ты еще и добрая? – Иногда, когда ты мне так говоришь, я начинаю в это верить. – Вот и хорошо. Отлично. Верь. Питер принялся дергать ее за опущенную руку и плаксивым голосом тянуть: – Пошли, мам. Пошли-и-и. – Все его пухлое тельце дергалось от отчаянных усилий. Она сказала Джерри: – Питер ведет себя отвратительно, а Джози устраивает очередную истерику в гостиной, так что мне пора вешать трубку. – Хорошо. Через минуту я отправляюсь к главному шефу с докладом о том, что мне сказали в Вашингтоне о необходимости соблазнять Третий мир. Мне очень неприятно насчет Джози. Если мы поженимся, нам обязательно держать ее? – Мы никогда не поженимся, Джерри. |