Онлайн книга «Слуги Темного Властелина»
|
Он схватил ее за руку, резко развернул, занес руку для нового удара… Заколебался. – Это был Ахкеймион? – спросил он. Эсменет показалось, что еще ни одно лицо не было для нее настолько ненавистным. Она ощутила, как между губами и зубами набирается слюна. – Да! – злобно бросила она. Сарцелл опустил руку и выпустил ее. На миг он показался сломленным. – Прости, Эсми, – сказал он глухим голосом. «Но за что, Сарцелл? За что?» Он обнял ее – крепко, отчаянно. Поначалу она напряглась, но когда он принялся всхлипывать, в ней что-то надломилось. Она сдалась, смягчилась, прижалась к нему, глубоко вдохнула его запах – мирры, пота и кожи. Как мог этот человек, более эгоистичный, чем любой, кого она знала, плакать от того, что ударил такую женщину, как она? Неверную. Распутную. Как он мог… Она слышала, как он шепчет: – Я знаю, ты любишь его. Я знаю… Но Эсменет уже ни в чем не была уверена. В назначенный час колдун присоединился к Пройасу на холмике, возвышавшемся над огромным и бестолковым станом Священного воинства. На востоке, между стен и башенок Момемна, точно огромный тлеющий уголь, всходило солнце. Пройас прикрыл глаза, наслаждаясь слабым теплом утреннего солнца. «Сегодня, – и думал, и молился он, – с сегодняшнего дня все будет иначе!» Если то, что ему докладывали, действительно правда, тогда эта бесконечная свара псов и ворон, ворон и псов наконец окончится. Он обретет своего льва. Он обернулся к Ахкеймиону. – Примечательно, не правда ли? – Что именно? Священное воинство? Или эти известия? Пройаса словно холодной водой окатили. Ему стало неловко, и в то же время он рассердился из-за непочтительности. Несколько часов назад, вертясь на своей походной койке, он понял, что без Ахкеймиона ему не обойтись. Поначалу его гордость противилась этому: ведь на прошлой неделе он сам сказал, как отрезал: «Я больше не желаю тебя видеть. Никогда». И отказываться от своих слов теперь, когда этот человек ему понадобился, казалось низменным, корыстным. Но нужно ли отказываться от своих слов для того, чтобы их нарушить? – Как что? Священное воинство, разумеется, – небрежно ответил он. – Мои писцы говорили мне, что более… – У меня тут целая армия слухов, которые надлежит разузнать, Пройас, – ответил адепт. – Так что давай забудем про тонкости джнана. Просто скажите, чего вы хотели. По утрам Ахкеймион всегда был несколько резок. Пройас предполагал, что это из-за Снов. Но сейчас в его тоне было нечто большее, нечто похожее на ненависть. – Акка, я понимаю, ты зол на меня, но тебе придется относиться ко мне с подобающим уважением. Школа Завета связана договором с домом Нерсеев, и, если понадобится, я об этом вспомню. Ахкеймион взглянул на него испытующе. – Зачем, Прош? — спросил он, обращаясь к принцу по уменьшительному имени, как в те времена, когда был его наставником. – Зачем ты это делаешь? Ну что он может сказать такого, чего бы тот и так не знал? – Не тебе допрашивать меня, адепт. – Все люди, даже принцы, обязаны отвечать на разумные вопросы. Сперва ты навсегда прогоняешь меня, а потом, не прошло и недели, призываешь меня к себе, и еще требуешь не задавать вопросов? – Я призывал не тебя! – воскликнул Пройас. – Я призвал адепта Завета в соответствии с договором, который мой отец подписал с твоими начальниками. Либо ты придерживаешься этого договора, либо ты его нарушаешь. Выбор за тобой, Друз Ахкеймион. Только не сегодня. Он не позволит затащить себя в трясину сегодня! Когда все вот-вот должно измениться… Быть может. Но у Ахкеймиона, очевидно, были свои планы. – Ты знаешь, – сказал он, – я думал над тем, что ты тогда говорил. Я почти ничего другого не делал, только сидел и думал. – Ну и что? «Только не сегодня, наставник, пожалуйста, отложим это на другой день!» – Видишь ли, Пройас, есть вера, которая осознает себя как веру, а есть вера, которая принимает себя за знание. Первая признает неопределенность, соглашается с тем, что Бог есть великая тайна. Она порождает сострадание и терпимость. Кто может судить безоговорочно, когда неизвестно, прав ли он? Вторая же, Пройас, вторая уверена во всем и признает таинственность Бога только на словах. Она порождает нетерпимость, ненависть, насилие… Пройас насупился. И когда он отстанет? – И она же, по всей видимости, порождает учеников, которые отвергают своих бывших наставников. Да, Ахкеймион? Колдун кивнул. – А еще Священные войны… Что-то в его ответе насторожило Пройаса. Оно грозило растормошить и без того беспокойные страхи. Только годы учения спасли его от того, чтобы утратить дар речи. – «Пребывай во мне, – процитировал он, – и обретешь убежище от неопределенности». Он окинул Ахкеймиона презрительным взглядом. – «Повинуйся, как дитя повинуется отцу, и все сомнения будут повержены». Повисла неприятная пауза. Адепт смотрел на него, он на адепта. Наконец адепт кивнул с насмешливым отвращением человека, который с самого начала знал, что его обойдут каким-нибудь паскудным способом. Даже сам Пройас почувствовал, что, процитировав писание, прибег к довольно избитому трюку. Но почему? Как может глас самого Последнего Пророка, Слово Изначальное и Конечное, звучать так… так… Теперь бывший наставник смотрел на него с жалостью. Это было невыносимо. – Не смей меня судить! – проскрежетал Пройас. – Зачем вы призвали меня, Пройас? – устало спросил Ахкеймион. – Что вам нужно? Конрийский принц перевел дух и собрался с мыслями. Несмотря на то что он приложил все усилия, чтобы этого не произошло, он все же позволил Ахкеймиону отвлечь его мерзкими мелочами. Только и всего. Сегодня решающий день. Он должен стать решающим! – Вчера вечером я получил весть от Ирисса, племянника Ксина. Он нашел интересную личность. – Кого? – Скюльвенда. Этим словом пугали детей, оно тревожило их сны… Ахкеймион взглянул на Пройаса пристально, но, похоже, особого впечатления на него это не произвело. – Ведь Ирисс уехал всего с неделю тому назад. Как он мог найти скюльвенда так близко от Момемна? – Похоже, этот скюльвенд намеревается присоединиться к Священному воинству. Лицо у Ахкеймиона стало озадаченным. Пройас помнил, как в первый раз увидел наставника таким – он тогда был юношей, они играли в бенджуку под храмовыми вязами в саду его отца. Ох, как он тогда ликовал! На сей раз это выражение было мимолетным. |