Онлайн книга «Воин кровавых времен»
|
Он внезапно вспомнил, как этот голос плыл над трупами его соплеменников — после битвы при Кийуте. Икурей Конфас… Перед ним стоял сам экзальт-генерал! Как он умудрился не узнать его? «Безумие нарастает!» Найюр сощурился и представил себе, как сидит на груди у Конфаса и отрезает ему нос, словно ребенок, копающийся в грязи. — Чего он хочет? — пролаял он, обращаясь к Пройасу. Он взглянул на шрайского рыцаря и осознал, что и его тоже где-то видел, хоть и не помнит имени. На груди у рыцаря-командора висел маленький золотой Бивень, прятавшийся в складках накидки. Вместо Пройаса на его вопрос ответил Конфас. — Чего я хочу, неотесанный варвар, так это истины. — Истины? — Господин Сарцелл, — пояснил Пройас, — объявил, что у него имеются новости об Атритау. Найюр уставился на рыцаря, впервые заметив повязки у него на руках и странную сеточку воспаленных линий на красивом лице. — Об Атритау? Это каким же образом? — К нам обратились три человека, движимые благочестием, — произнес Сарцелл. — Они клянутся, что один человек, много лет водивший караваны на север и погибший при переходе через пустыню, сказал им, что князь Келлхус никак не может быть тем, за кого себя выдает. Шрайский рыцарь странно улыбнулся — видимо, ожоги на его лице были довольно болезненными. — По их словам, суть в том, — неумолимо продолжал Сарцелл, — что у их короля, Этелария, нет наследников. Род Моргхандов вот-вот угаснет, как говорят, навеки. А это означает, что Анасуримбор Келлхус — самозванец. Тишину нарушила далекая дробь кианских барабанов. Найюр снова повернулся к Пройасу. — Ты сказал, что они хотят твоей поддержки. В чем? — Да просто ответь на вопрос, черт тебя побери! — взорвался Конфас. Игнорируя экзальт-генерала, Найюр и Пройас обменялись взглядами, полными искренности и признания. Невзирая на их ссоры, за последние недели подобные взгляды сделались пугающе привычными. — Они думают, — сказал Пройас, — что с моей поддержкой смогут предъявить Келлхусу обвинение, не вызвав войны между нашими людьми. — Предъявить Келлхусу обвинение? — Да… В том, что он — лжепророк, согласно Закону Бивня. Найюр нахмурился. — А зачем тебе понадобилось мое слово? — Затем, что я тебе доверяю. Найюр сглотнул. «Чужеземные псы! — бушевал кто-то внутри него. — Коровы!» На лице Конфаса промелькнуло выражение тревоги. — Несомненно, прославленный принц Конрии, — заметил Сарцелл, — не пожелает иметь ничего общего со слухами… — Равно как и со столь зловещим делом! — огрызнулся Пройас. У Найюра на скулах заиграли желваки; он свирепо уставился на шраиского рыцаря, размышляя, отчего у человека на лице могли появиться столь странно расположенные, ожоги. Он подумал о битве при Анвурате, о том, с каким удовольствием всадил тогда нож в грудь Келлхусу — или той твари, что притворялась им. Он подумал о Серве, задыхающейся под ним, и от внезапной боли на глаза навернулись слезы. Только она знала его сердце. Только она понимала его, когда он просыпался в слезах… Серве, первая жена его сердца. «Я должен владеть ею! — рыдал кто-то у него в душе. — Она принадлежит мне!» Такая красивая… «Моя добыча!» Внезапно все стихло, как будто мир пропитался оцепенением и тяжестью. И Найюр понял — без терзаний, без разочарования, — что Анасуримбор Моэнгхус оказался за пределами его досягаемости. Невзирая на всю его ненависть, всю ярость, кровавый след, по которому он шел, окончился здесь… В городе. «Мы покойники. Все мы». Если уж Карасканду суждено сделаться их гробницей, он позаботится, чтобы сперва здесь пролилась кое-чья кровь. «Но Моэнгхус! — вскричал кто-то. — Моэнгхус должен умереть!» Однако он больше не мог вызвать в памяти ненавистное лицо. Он видел лишь хныкающего младенца… — Ты говоришь правду, — в конце концов произнес Найюр. Он повернулся к Пройасу и заглянул в потрясенные карие глаза. Ему заново почудился вкус апельсиновой кожуры, настолько горькими были эти слова. — Человек, которого ты называешь князем Келлхусом, — самозванец… Князь пустого места. Никогда еще его сердце не было столь вялым и безучастным. Зал аудиенций во дворце сапатишаха был таким же огромным, как сырая галерея старого короля Эрьеата в Мораоре, древнем Чертоге королей, и все же на фоне славы Воина-Пророка этот зал был жалок, словно комнатка в лачуге. Восседая на троне Имбейяна, вырезанном из слоновой кости, Саубон с трепетом следил за его приближением. Краем глаза он видел Королевские Огни, пылающие в гигантских железных чашах. Даже по прошествии времени они словно оскорбляли окружающее великолепие — деталь, навязанная неотесанными, отсталыми людьми. Но как бы то ни было, он — король! Король Карасканда! Облаченный в белую парчу, человек, что некогда был князем Келлхусом, остановился перед ним, на круглом темно-красном ковре, где кианцы били поклоны. Человек не преклонил колени, даже не кивнул Саубону. — Зачем ты вызвал меня? — Чтобы предупредить… Тебе нужно бежать. Вскоре соберется Совет… — Но падираджа занял все окрестности. Кроме того, я не могу бросить тех, кто последовал за мной. Я не могу бросить тебя. — Но ты должен! Они признают тебя виновным. Даже Пройас! — А ты, Коифус Саубон? Ты тоже признаешь меня виновным? — Нет… Никогда! — Но ты уже дал им гарантии. — Кто это сказал? Что за лжец посмел… — Ты. Ты это сказал. — Но… Но ты же должен понять! — Я понимаю. Они потребовали выкуп за Карасканд. Тебе не осталось иного выхода, кроме как заплатить. — Нет! Это не так! Не так! — Тогда как? — Это… это… это так, как оно есть! — Всю жизнь, Саубон, ты отчаянно жаждал всего того, что принадлежало старому Эрьеату, твоему отцу. Скажи, к кому ты бежал каждый раз после того, как отец бил тебя? Кто перевязывал твои раны? Кто? Твоя мать? Или Куссалт, твой конюх? — Никто меня не бил! Он… он… — Значит, Куссалт. Скажи, Саубон, что было труднее?Потерять его на равнине Менгедда или узнать о его ненависти? — Замолчи! — Всю жизнь никто не знал тебя. — Замолчи! — Всю жизнь ты страдал, ты сомневался… — Нет! Нет! Замолчи! — … и наказывал тех, кто должен был любить тебя. Саубон закрыл уши руками. |