Онлайн книга «Падение Святого города»
|
Келлхус не постигал всей глубины нечеловеческого разума твари, но он видел, что она подсчитывает обиды. Все души, иногда без необходимости, в качестве аргумента и оружия обвиняют других в непонимании. Каждый в центре мира помещает себя. — Самоотречение — это выход, — сказал Келлхус — Границы вписаны в порядок вещей. Она ответила ему взглядом, какого не могло быть у Эсменет, с отвращением отвергая его напыщенность. «Оно понимает, что я пытаюсь сделать». — Но ты, — с убийственной иронией отозвалась она, — ты-то способен переписать мою судьбу, пророк? — Тварь расхохоталась. — Для твоего племени нет прощения. Она приподняла бедра навстречу влажным и трепещущим пальцам. — Но е-е-есть… — Значит, ты разрушишь мир? Она содрогнулась в экстазе. Опустила зад и скрестила ноги, зажав пальцы между бедер. — Чтобы спасти мою душу? Пока есть люди, мы преступники, а я проклята. Скажи, дунианин, по чьему следу ты идешь? Что сделаешь ты для спасения своей души? След, сказала она… Скюльвенд. «Надо было убить его». Она усмехнулась в ответ на его молчание. — Ты уже знаешь, правда? Я помню тебя, помню сладкую боль, когда я висела на твоем бронзовом крюке. Совокупление — это просто порядок вещей. Голод. Насыщение. Люди украшают себя золотом. Люди наряжаются. Люди танцуют свои танцы и ничего не различают… Но в конце концов все сводится к любви. — Она внезапно встала и пошла к нему. Ее руки блуждали по узорам от сиденья, что отпечатались на ее коже. — Любовь есть путь… А те мелкие демоны, которых вы называете богами, требуют иного? Велика ли награда за наше страдание? Нет, — Она остановилась перед ним, великолепная в игре света и тени. — Я спасу мою душу. Она протянула руку и провела сияющим пальцем по его губам. Эсменет, жаждущая совокупления. Несмотря на своё происхождение и воспитание, Келлхус ощутил пробуждение древнего инстинкта… «Что это за игра?» Он схватил ее за запястье. — Она не любит тебя, — сказала она, вырывая руку, — Не любит по-настоящему. Эти слова раздражали. Но почему? Что это за тьма? Боль? — Она поклоняется мне, — услышал свой ответ Келлхус, — и пока не поняла разницы между поклонением и любовью. Сколько еще тайн видит эта тварь? Много ли ей известно? — Великолепно, — сказала она. — То, чего ты достиг… Столько украдено! Тварь говорила так, словно знать много — значит знать все. «Она пытается соблазнить меня, подстрекнуть к откровенному разговору». — Мой отец пробыл там тридцать лет. — Достаточно долго, чтобы для победы над ним понадобилось Священное воинство? — Да. Она улыбнулась, провела двумя пальцами по вспотевшей груди. Тело ее было юным, но глаза оставались древними. — И снова, — самодовольно улыбнулась она, — я тебе не верю… Ты наследник своего отца, а не его убийца. Воздух смердел колдовством. Ее руки прикоснулись к нему, начали ласкать… Келлхус остановился в замешательстве. Он хотел схватить ее, войти в ее горячее нутро. Он покажет ей! Покажет! Его одежда оказалась задрана — и его же собственной рукой! Холод ладоней твари встретил его жар. — Скажи мне-е-е, — стонала она снова и снова, а Келлхус слышал: «Возьми-и-и меня». Он легко поднял ее, бросил на диван. Он пронзит ее насквозь! Он будет трудиться над ней, пока она не взмолится о пощаде! «Кто твой отец?» — неслышно шептал голос. Ее руки продолжали ласкать его. Никогда он не испытывал такого блаженства. Он схватил ее колени, развел их, обнажил ее влажную красу. Мир ревел вокруг них. — Скажи мне… Ловкими пальцами она ввела его в скользкое пламя. Что случилось? Как от трения потной кожи может вспыхнуть молния? Как стоны, льющиеся из женских уст, могут быть такими прекрасными? «Кто такой Моэнгхус? — продолжал спрашивать голос— Каковы его намерения?» Келлхус прорывался сквозь огненный занавес, прямо в ее крик. — Чтобы явить, — услышал он свой стон, — Тысячекратную Мысль… На мгновение мир замер. Он увидел нечто древнее, дряхлое и гнилое, глядящее из глаз его жены. Инхорои… «Колдовство!» Защита была простая. Ее одной из первых показал ему Ахкеймион — древняя куниюрская Дара, достаточно действенная против так называемого начального колдовства. Слова царапали сгустившийся воздух. На миг ее кожа отразила блеск его глаз. Тьма отступила, и тень ушла с души Келлхуса. Шатаясь, он отступил на пару шагов. Его член был твердым, влажным и холодным. Тварь засмеялась, когда он прикрылся. Голос ее был гортанным и с нелюдскими интонациями. «Отвлеки ее». — На краю мира, в Голготтерате, — выдохнул Келлхус, затаптывая угли своей безумной похоти, — Мангаэкка сидит вокруг твоей истинной плоти, раскачиваясь и бормоча бесконечные Напевы. Синтез — лишь узел. Ты — лишь отражение тени, отражение на воде по имени Эсменет. Да, у тебя есть проницательность, но нет глубины, чтобы противостоять мне. Ахкеймион рассказывал об этих тварях. Их способности ограничены очарованием, влечением и одержимостью. Адепт говорил, что страшный крик, являющий их истинное обличье, на таком расстоянии превращается в шепот. «Я должен переломить эту схватку в свою пользу!» — Давай! — вскочила тварь и стала наступать на него, в то время как он пятился по веранде. — Убей меня! Ударь! Маска поддельного ужаса. Снова Келлхус ослабил узы личности и раскрыл нутро души. Он опять настроился… Прошлое имеет вес. Юношу поток событий несет по воле волн, как мусор, но старик — камень. Пословицы и притчи говорят о воздержанности и ограничениях старости, но более всего на пожилого человека действует скука. Она делает его невосприимчивым к давлению событий. Секрет твердости стариков — повторение, а не озарение. Как можно поколебать душу, видевшую все превращения мира? — Не можешь, — хихикала тварь, — неужели? Посмотри на эту обольстительную оболочку… эти губы, эти глаза, эту промежность. Я есть то, что ты любишь… Это создание многому выучилось у скюльвенда. Нелогичные выводы. Внезапные вопросы. Тварь действовала, подчиняясь капризу, как Найюр… Келлхус все понял. — В конце концов, — сказала она, — какой же мужчина убьет свою жену? Он обнажил меч Эншойю, вонзил его между белыми плитками пола. — Дунианин, — ответил он. Тварь остановилась прямо перед мечом. Так близко, что острие клинка оказалось между пальцев ее правой ноги. Она посмотрела на него с древней яростью. |