Книга Зовите меня Апостол, страница 30 – Р. Скотт Бэккер

И в этом месте Дженнифер в последний раз видели живой.

В общем-то, неплохое место побухать. Когда пьешь в одиночку, лучше, если вокруг шумно и людно, — будто и сам веселишься с другими. Странности человеческой психологии: собери толпу неудачников — и тут же тебе и веселье, и довольство жизнью, и видимость успеха. Но эта задрипанная, богом обиженная дыра как раз мне под настроение. Образчик того, как мир меня догнал, завалил, да еще и потоптался.

Я проковылял к бару и уселся на стул у стойки. Вы, должно быть, заметили: я люблю потрепаться. И тогда мне захотелось поболтать хоть с кем-то — правда, лучше бы с кем-нибудь, наделенным чувством юмора. Попотчевать циничными наблюдениями, большей частью насчет избытка дерьма вокруг. Изобразить эдакого доморощенного философа.

Конечно, оправдание у меня наготове: бармены и прочие мишени моей болтовни много знают полезного для дела и жизни. Но если честно, я просто пытаюсь выглядеть круто, не как те недотепы, кто пьет в одиночку вечером рабочего дня.

И вдруг я услышал: «Эй, Апостол! Как делишки?»

Тим Датчисен, любящий, чтобы его называли Датчи. Я прошел мимо его столика, не обратив внимания.

— Как всегда, — ответил я. — Девять частей дерьма на одну освежителя.

Может, по делу удастся поработать?

Я присел за столик Тима. Бедный Датчи был один. Сказал, только что смену в «Квик-Пике» закончил и поджидает друзей, но я не поверил. Конечно, он не как я: не напиться в одиночку пришел, а за случайной встречей, возможностью потрепаться, заполнить очередной одинокий вечер. На девчонок собрался поглазеть, но наверняка слишком уж часто его отшивали, и наш Тим едва ли серьезно расценивает свои ресторанные вылазки как охоту за предметом осеменения. К тому же мне кажется, он приучился довольствоваться порнографией в Интернете. Там девчонки куда сексуальнее здешних.

Тим спросил про сбор денег и про расследование. Я поинтересовался насчет «системщиков» — небрежно так, брюзгливо. Дескать, куда они там влезли, чего удумали. Он ответил, с радостью изобразив самые нелепые их нелепости, кривляясь, передразнивая и подхихикивая, — обычная человечья манера выставить идиотами тех, о ком рассказывают.

— Ну так чего над ними не смеяться? — сказал мне. — Сами напрашиваются. Преподобный наш говорит: они — знак.

— Знак? Вроде как «парковка для инвалидов»?

Тим удивительно смеялся — будто пятилетний. И с чувством юмора у него было, признаться, как у пятилетнего. Странное дело, оттого мне захотелось помочь ему, защитить даже.

— Нет, не парковка. Знак этого, ну… конца света, Армагеддона!

Ничего себе оборот: использовать секту, проповедующую конец света, как доказательство, что он не за горами. Трибуналу ООН пора расследовать преступления против чувства юмора.

— Кто-нибудь из вашего прихода пытался их обратить?

Тяжело было не улыбнуться, спрашивая такое. Баарс безумней прогноза погоды, но провинциального святошу он бы разобрал по косточкам, зажарил и съел в одно мгновение. Я прямо слышу, как он замечает что-нибудь вроде: «К сожалению, дорогой друг, ваша вдохновенная болтовня — всего лишь вдохновенная болтовня».

— Не, не пытался. — Тим пожал плечами. — Какой толк чокнутых убеждать? Они сами ходили все время. Вербовали новых членов, брошюрки раздавали, плакаты вешали. Конечно, спорили с ними часто…

Прервался, чтобы отхлебнуть из бокала. Бедняга Тим — и хочется ему рассказать, и боится, как бы чего не вышло. Наверняка же никто не запрещал ему, но при нем подобного и не обсуждали. Вот и думает: а вдруг нельзя? В провинциальных городишках тайные заговоры рождаются прямо из воздуха.

— …Потом наш преподобный поехал в гости к этому Баарсу, и они договорились, ну, знаете, да, поделить сферы влияния. Они согласились оставить нас, жителей Раддика, в покое, а мы обещали не выжигать их поганую Усадьбу дотла.

Я с минуту переваривал услышанное. В конце концов, списал все на молодость Тима. Мал еще и глуп, вот и хвастается. Выжигать дотла, надо же. А может, мне просто не захотелось поверить в гангстерскую войну между церковью и сектой?

— Я еще в школе тогда был, — добавил Тим нервно. — Это все, знаете, слово там, слово здесь, ну, понимаете, болтовня, или как там оно называется…

— Это называется «сплетни», — сказал я.

Я опорожнил три бокала пива, отчаянно желая выпить виски. Над услышанным особо не задумывался — когда-нибудь потом можно прокрутить и оценить внимательно. Не сейчас, настроение не то. Да и парень, кажется, оказался пустышкой. В моей профессии часто натыкаешься на пустозвонов — тех, кто из кожи вон лезет, чтобы хоть как-то помочь, но помочь-то и нечем. Лучше их распознать пораньше — иначе потратишь немерено времени.

— Добро пожаловать к нам на барбекю! Послезавтра. Приходите обязательно!

— Церковная благотворительность?

Он улыбнулся, будто нутром почуял мой оживший интерес.

— Да. У нас каждый год свинья жареная.

Я поморщился.

— Вы, наверное, в церковь не очень ходите?

Рискованный вопрос. Кто бы его ни задавал, ухо держать нужно востро. Спросит милая старушка с младенческим личиком и ангельской глуповатой улыбкой, побалагуришь в ответ и через секунду уже стираешь плевок с лица. Одно неверное слово — и тарарам. Потому я ответил просто:

— Нет.

— Ну что вы! Нужно ведь хоть во что-то верить!

Ага, значит, лишь бы верить, а во что именно — неважно. Но ведь если кто угодно верит во что угодно, выходит, большинство делают это неправильно: верят-то все по-разному. Но я беднягу Тима этим силлогизмом потчевать не стал. Я преподнес сюрприз похуже.

— Верить — значит быть обманутым.

— Это почему?

Я пожал плечами, отхлебнул «Будвайзера».

— Представь: парень заходит в магазин и вытаскивает пистолет. Кто этот парень?

— Чего? — Тим аж головой дернул, будто индейка.

— Сыграй со мной в игру, ладно? Представь: парень заходит в магазин и вытаскивает пистолет. Кто этот парень?

Улыбка во весь рот. Несчастный так рад, что его хоть куда-нибудь зовут и предлагают сыграть. Легкая добыча для любого проходимца.

— Грабитель, кто же еще?

— Но у него значок!

Тим рассмеялся, словно все вдруг понял.

— Значит, коп.

— А перед магазином стоит инкассаторская машина.

— Инкассатор? — Тим нахмурился.

— А в машине двое парней, раздетых до белья, связанных и с кляпами во рту.

Он закатил глаза — как я понял, излюбленная гримаса.

— Говорил же — грабитель он!

Я улыбнулся, глянул насмешливо.

— А за рядами консервов — оператор с камерой снимает нашего парня.