Онлайн книга «Украинский гамбит. Война 2015»
— Слушай, мне бы со своими связаться, — попросил Костя. — Организуем, — сказал Билл. Через минуту Костя разговаривал по космической связи: — У нас все нормально. Только оборудование потеряли. Один комп остался и «сонька». Машина сдохла. Нет, мы у американцев. Нет, не в плену, в гостях. — Костя улыбнулся Биллу, у которого сделались смешливые глаза. — Вечером постараемся выйти на связь с материалом. Да, суперматериал. О чем? Пока не знаю. Ну так и получается — нельзя все спланировать заранее. Нет, не подведем. Я сказал, не подведем. Я обещаю! Честное слово! А что мне делать?! Что?! Ну так получилось… не по нашей воле… Да… да… да… я все понял, Юрий Александрович. Всю ответственность беру на себя. Завотделом Горелов Юрий Александрович был страшно недоволен. Мало того, что в Харькове погиб Виктор Ханыков, теперь вся группа оказалась в опасности, и виноватым, конечно, оказался Костя. Никакие доводы на Горелова не действовали. Он вообще был инициатором сворачивания работ в Украине, потому что не мог защитить свои позиции перед генеральным. Костя в их отношения не совался. У него и своих забот хватало. Поговаривали, что Горелов висел на крючке у генерального и не мог рыпнуться больше, чем ему было положено по субординации. Разумеется, это отражалось на работе редакционных групп, сковывало инициативу, подрывало веру людей в свою работу и вообще вносило нервозность в атмосферу коллектива. Отсутствие тарелки усложняло передачу информации. Теперь они пользовались каналом интернета, а это значительно ограничивало их возможности. Ни о каком прямом эфире не могло быть и речи. Все новости устаревали в тот же момент, когда их записывали. Успокаивало одно, что все программы шли с задержкой. — Слушай, Билл, — спросил Костя, — а можно поснимать вас? И вообще… как у вас насчет интервью? — Позицию лучше не надо, а внутри — пожалуйста. Поговорите, я переведу. У нас это даже приветствуется. Вначале они пообщались с рядовым Стивом Стоуном, который прятался от солнца под навесом. Он сообщил, что направлен сюда для продвижения демократии на восток, и расплылся в черной улыбке. Веселость перла из него точно так же, как из Сашки Тулупова. — Ты считаешь, что здесь нет демократии? — Я вообще ничего не считаю. Мое дело маленькое — любить вот эту штуку, «браунинг» М2НВ, и вести фланкирующий огонь по мосту. — А если ты кого-то убьешь? — задал провокационный вопрос Костя. Билл заулыбался, но перевел. — На все воля Аллаха! — ответил рядовой и тоже заулыбался, как яркое солнышко. — Ты что, мусульманин? — Да, я черный мусульманин из Орегона. — А как насчет Усамы бен Ладена? — Я противник применения насилия в нашей стране. Пусть это происходит где угодно, но только не в США. — То есть в Европе можно? — Где угодно, — повторил рядовой и снова растянул рот до ушей. — Например, в неверной Англии. Да покарает ее Аллах! — Но ведь Англия ваш союзник? — Чей союзник? — Ну, ваш! — Но не лично мой! — А как ты относишься к теории заговора одиннадцатого сентября? — Я считаю, что во всем виноваты русские. Они наняли Усаму. Я пришел с ними воевать. — Стив Стоун похлопал по затворной коробке пулемета. — Я тоже русский, — напомнил Костя. — Пуф-пуф, — наставил на него палец рядовой и заразительно засмеялся, обнажая большие белые зубы. — Мы убиваем разов! — Кого? — Костя от удивления едва не проглотил язык. — Ха-ха-ха… — рядовой был чрезвычайно доволен, — русских, арабов и злодеев… ха-ха-ха… Разов! — Стив, какую школу лицемерия ты закончил? — У нас служат все, кому не лень, — глядя в объектив «соньки» и улыбаясь, сообщил Билл. — Таковы Соединенные Штаты Америки! Ничего не поделаешь — демократия! Это наш крест! Нас не интересуют политические взгляды солдат и их либидо, главное, чтобы они выполняли свои служебные обязанности. А политика и секс — это личное дело каждого. Командованию запрещено задавать вопрос, какая у тебя половая ориентация. — Ну, а дисциплина?.. — На дисциплине это не отражается. — А межрасовые отношения?.. — Это запрещено законом, как и секс между мужчинами. — Но кому-то может не понравиться, что рядом с ним гей? — Ты несколько ошибаешься, у нас очень терпимое общество, поэтому культура взаимоотношений между рядовыми поднята на высокий уровень. — Иными словами. никто ни к кому не пристает? — Ну да, я это имел в виду. Для этого у нас увольнительные и отпуска домой. — Понятно, — среагировал Костя. — Наши телезрители будут удовлетворены твоими ответами. Капрал Рой Чишолм из Кентукки оказался куда прямолинейней. — Мне должны вручить нагрудный знак! Я отличился! — сообщил он мрачно. — Каким образом? Рой Чишолм помолчал, а потом, глядя на Билла Реброффа, сообщил: — Повстанец решил атаковать нашу боевую машину. Я срезал его из гранатомета «Макс-19». Зрелище, я вам скажу, не очень эстетичное. От него ничего не осталось, кроме оторванных рук и ног, ну… еще… рассыпанных конфет. Я же не виноват, что он бросился на нас. Мимо бежала собака, схватила кусок мяса и сожрала. У нашего полковника едва не случился инфаркт. Он приказал мне застрелить собаку. Но нас не учили стрелять животных. Мы солдаты, мы обучены убивать людей. Пусть полковник сам в нее стреляет! Надеюсь, она наелась. Ну ее к черту! — Он выругался, употребив всеобъемлющее слово «фак». Рябая щека у капрала непроизвольно дергалась. Выглядел он весьма удрученным. — Но все равно тебе вручат этот знак? — спросил Костя, подумав, что русский в такой ситуации выразился бы куда сочнее и образнее. А у американцев на все случаи жизни «фак» и только «фак». Скучная нация, подумал он с невольным чувством превосходства. — Ну… вручат… я не виноват, что он бросился… Нас учили… все уши прожужжали… и все такое… Америка свободная страна! Свобода заключается в том, что мы можем делать все, что хотим! Меня так учили в школе. Костя услышал, как Тулупов, не выдержав, иронично прокомментировал: — Ну да… — Он принял банку с конфетами за гранату, — безжалостно пояснил Билл. Косте показалось, что он издевается над капралом. Это означало только одно: дураков учат палкой даже в благословенной Америке. — Я не виноват, — простонал Рой. — Он до сих пор стоит у меня перед глазами, этот мальчишка! Ему было лет двенадцать! Будьте милосердны! — Неужели ты не мог отличить двенадцатилетнего мальчишку от боевика? |