Книга Украинский гамбит. Война 2015, страница 6 – Михаил Белозеров

— Мы за машиной! — крикнул Сашка Тулупов, на всякий случай показывая редакционное удостоверение.

— Отойди подальше в сторону, — попросил Костя, — а то у тебя вид слишком…

— Какой? — с вызовом спросил Игорь, оскалившись.

— Грозный что ли? — пояснил Костя и переключился на часового, который не подпускал их к гаражу.

— Машина конфискована, — заявил он. — Бляха муха!

— Это наша машина. Московского телевидения.

— Правда что ли? — спросил боец, не опуская, однако, автомат, и его ствол со срезом смотрел прямо в живот Сашке.

— Ну конечно, — сказал Костя, — стали бы мы чужие машины воровать!

— Все равно не положено. Машина конфискована.

— Слышь, ты, хренов охранник, ноги повыдергиваю! — вдруг завелся Игорь Божко. — Государевы люди пришли за своей машиной, а ты?!

— Стойте где стоите! — Боец клацнул затвором. — Бляха муха!

— Стоим, стоим, — поднял руки Костя. — Игорь, отойди на десять шагов и посчитай до десяти. — Потом обернулся к часовому: — Позвони своему командиру.

— Не положено!

— Ну позвони, тебе говорят! Чего ты дуру валяешь?! — крикнул Игорь, расправляя свою широкую грудь, на которой, как цепи, звякнули пулеметные ленты.

— Еще чего! Буду я звонить для каждого, бляха муха.

— Что здесь за шум?

Костя оглянулся: из-за магазина «Тысяча мелочей» вышел грузный майор из «гражданской самообороны» с голубой повязкой на рукаве. Форма на нем была какая-то странная — с одной стороны, непривычная, а с другой до боли знакомая. Так это форма еще советской армии! — сообразил Костя.

— Есеня, убери оружие! Кто вы такие?

— Журналисты из Москвы, — показал Костя редакционное удостоверение. — Прятали от бомбежки здесь нашу машину. Сейчас едем делать репортаж.

— А… москвичи, — удовлетворенно протянул майор. — Это хорошо. А то мы уже думали, что машина бесхозная. Что там слышно? Когда наши-то придут?

Костя покраснел. Где бы он ни представлялся, ему задавали один и тот же вопрос о «наших». Что он мог ответить? Что сам не в курсе? Что ничего не знает о планах командования? Как-то несолидно. Ну, а с другой стороны, врать было бессмысленно, потому что люди все прекрасно понимали и умели, как в былые времена, ждать и надеяться.

— Понятно… — посмотрев на него, печально вздохнул майор несуществующей армии. — Значит, будем упираться. Хорошо хоть прикрыли с воздуха. А то думали, конец. А откуда идете-то?

— Да на перекрестке неделю сидели, — в тон ему ответил Костя.

— У Саши Маркова?

— Да, у Александра Илларионовича.

— Ну так надо зайти к нему в гости, — обрадованно развел руками майор, словно кого-то заранее обнимая. — Ладно, я вижу, что вы спешите. В другой раз обязательно рассказал бы вам много всяких историй. Вчера, например, на том терриконе… — он показал себе куда-то за спину, — поймали натовского снайпера, радиста и автоматчика.

— Что они рассказали? — с интересом спросил Костя.

— Ничего. Не успели. Их даже не довели до меня. Мы так и не поняли, кто они такие. Народ обозлен. Судя по мордам — европейцы. Документов нет.

— Неужели пиндосы?

— А черт его разберет. Здесь теперь, как в ковчеге, каждой швали по паре. Сняли с радиста бронежилет, а он возьми и взорвись. Одного нашего бойца покалечило.

— Ну да, — вспомнил Костя свою эпопею, — в Грузии то же самое, в бронежилетах — система «свой-чужой». Как она работает, никто не знает. Американская штучка.

— Вот и я о том же, — вздохнул майор. — Есеня, мать твою… да опусти ты автомат! — крикнул он. — Уходим! Здесь больше нечего охранять.

— Есть… — разочарованно ответил Есеня, — бляха муха…

Напоследок он мрачно покосился на Игоря Божко, но у него не было никаких шансов. Один раз Костя видел, как Игорь справился со здоровенным мужиком, который, получив оружие в руки, возомнил себя богом. Так вот, Игорь отобрал у него автомат и избил до такого состояния, что мужик начал просить прощения. После этого Игоря все очень зауважали, а некоторые стали побаиваться.

* * *

— Занятный майор, — сказал Сашка Тулупов, когда они выехали на Университетскую. — Надо будет к нему заглянуть.

— Да, — согласился Костя. — Только бензин почти весь слил.

Сашка держал свой АК-74М между колен стволом вверх и вообще, похоже, не имел понятия, как с ним обращаться. Он работал в редакции всего-то полгода, и когда Костя принимал его в штат, то, конечно, не знал, что через полгода они вдвоем окажутся в самой горячей точке СНГ.

— Ковбой, у тебя оружие на предохранителе?

— Ну?..

— Я говорю, поставь на предохранитель. Да не целься в меня. Вот… блин!.. Поставил, ковбой?

— Поставил.

— Хорошо хоть аппаратуру не украли, — подал голос Игорь, который, задрав ноги в офицерских хромовых сапогах, устроился на заднем сиденье между тарелкой, треногой и ящиком с оборудованием. Он весело крутил головой в предвкушении развлечений. — Я эту встречу еще месяц назад предвидел.

— С кем?! — удивился Костя, который уже и забыл о часовом.

— Ну, с этим… Есеней. Я знал, что он машину заныкает.

— Дался он тебе, — сказал Сашка.

— А вот и дался! — упорствовал Игорь. — А вот и дался! Я, может, всю жизнь борюсь с такими олухами!

— Так что же ты тогда выделывался? — спросил Костя, внимательно следя за дорогой и объезжая две воронки напротив школы, — ему хотелось подсказать очевидные вещи, которые для Божко, видать, были совсем не очевидными.

— Иначе бы не отдал! — хвастливо сказал Игорь.

Костя понял, что разговаривать с ним бесполезно, а Сашка только расхохотался. Весело ему было смеяться над чужой бедой.

Божко чувствовал себя на этой войне, как муха на варенье, — обжирайся не хочу. Он знал, когда надо было бежать, когда падать, когда смеяться, а когда плакать. Единственное, с чем он не мог справиться, — это с алкоголем. Алкоголь делал из него зверя, поэтому с Игорем старались не пить. Пил он только с теми, кто не знал его особенностей. И пили только один раз, больше никто не искушал судьбу, ну, кроме Кости, разумеется. На Костю он почему-то реагировал дружелюбно. Ох, и песни они пели, но тихонько и в самых глубоких подвалах.

Теперь в этой части города можно было заправиться только в одном месте — на Панфилова. Ближайшая заправка на Университетской была сожжена десантом «оранжевых» еще месяца полтора назад.

Вначале пришлось проехать мимо общежития университета — запах стоял невыносимый. С тех пор апрельский запах тополиных почек, усыпавших дорогу и тротуары, стойко ассоциировался у Кости с запахом смерти, и он на долгие годы перестал любить весну. Общежитие было первой жертвой первой же бомбы, а так как бомбили ночью, то и народу в нем было под завязку. Стекляшка «Цветы» во дворе уцелела, а от здания ничего не осталось, только перила магазина «Украина» и крыльцо со скользкими плитками. Тех, кто был снаружи, похоронили, а те, кто остался под тоннами кирпича, так и остались там лежать.