Онлайн книга «Право на власть»
|
Завершив знакомство с подворьем, Норманн поспешил в терем. Почему жилой дом так именовали, он не знал, а выспрашивать не хотел во избежание новых упреков. На данный момент необходимо понять, куда он снова вляпался и что из себя представляет род Вянгинских. Надо выработать какую-то линию поведения от дружелюбного взаимодействия до полной отстраненности. В качестве «информатора» лучше всего подходил Ахмыл, который на самом деле оказался из достаточно известного впоследствии рода Трубецких. Он из московских людей и явно приближен к Ивану Калите, абы кого в Новгород воеводой и надсмотрщиком не пошлют. Как следствие, можно получить исчерпывающую информацию о новгородских и московских делах. – Я могу сейчас пройти в трапезную и поговорить с гостями? – спросил Норманн у ключника. – Какие гости?! Андрей Федорович! Все уже разошлись по домам! Завтра поговоришь, а сейчас пройди к отцу. – Показывай дорогу, я здесь никогда не бывал. – Вон слуга проведет, у меня совсем другие заботы, недосуг разгуливать по комнатам. Однако слуга шустренько смылся, а через несколько минут в зал вошел серьезный седовласый мужчина. – Я Михаил Симеонович Вянгинский, твой постельничий. – Неужели я похож на инвалида? – К чему вопрос? – Свою кровать могу и сам приготовить. – У тебя нет слуг? – Почему нет, как раз есть. Все немцы, аккуратные и работящие. – Это хорошо. Но я не понял твоих слов про инвалида и кровать. Стоп! Норманн наконец сообразил, что понятие «постельничий» в это время может иметь совсем иной смысл. Как в случае с «кормлением», что происходило от слова «кормчий» и подразумевало управление, а не наживу. – Мне непонятны твои обязанности. – Я всегда должен быть рядом с тобой, передавать стряпчим твои приказы и следить за их выполнением. – Это все? – Нет. Я отвечаю головой за твою безопасность. – По сути, ты адъютант? – Не совсем так, у немцев Adjutant [14] только передает приказы своего господина. – Я все понял, спасибо. Для начала покажи мою комнату, чтоб не тыкаться в двери слепым котенком. – Тебе велено идти к отцу. Пошли, проведу. – Веди. Кстати, ты сколько языков знаешь? – Греческий, латынь, немецкий и датский. – Латынь зачем выучил? – Без нее никак. Все договора с иноземными торговцами пишут или по-гречески, или на латыни. – Погоди, в Любеке пишут по-немецки. – То Любек, и пишут готикой разве что для своих. Датские или фламандские дельцы сих знаков не понимают. – А персы на каком языке пишут? – задал Норманн коварный вопрос. – С ними толмачи – или греки или генуэзцы. Здесь, в Новгороде, есть Персидский двор. – Неужели в городе много персов? – Зачем много? Там уж семнадцать лет живет Шараф аль-Хаким Батини со своими людьми. Хорошо торгует, честно. – Что за товар, если не может продать за семнадцать лет? – Извини, Андрей Федорович! – захохотал Михаил Симеонович. – Не могу сдержаться. У него Персидский двор. – Да нормально! Я не обижаюсь. Просто не знаю новгородской жизни. – Это всем понятно, ты не отсюда, вырос и учился в Китае. Оботрешься, а я помогу. – Как я понял, этот Шараф аль-Хаким Батини держит Персидский двор, где торгуют купцы из Персии. – Верно. Караван приходит раз в год и через месяц возвращается обратно. – Мне бы туда сходить, я по весне собираюсь в персидские земли. – Это мы сделаем, невелика забота. Что же, еще одна хорошая новость. Одно дело выискивать информацию в компьютере, поговорить с реальными персами – совсем иное. Поднимаясь по лестнице, Норманн с интересом осматривался по сторонам. Разница с Любеком просто колоссальная. Если там голые стены крашены известью, то здесь прикрыты деревом, и не просто досками, а набран узор из плашек разных пород. Получилось некое подобие паркета из кусочков мореной березы различных оттенков, яблони, сосны и карельской березы. Второй этаж обшит липой, по которой мастерски вырезаны сюжеты из городской жизни. Прав был Максим, когда говорил о зачаточном состоянии абстрактного мышления. Резчик даже не пытался создать пространственную проекцию, фигурки людей и дома как бы налипают одна на другую. И с анатомией нелады, не соблюдены пропорции фигур, неестественные позы и полное отсутствие динамики. – Заходи. – Михаил Симеонович без стука открыл дверь. – Что-то ты, сын, загулял. Заждался тебя. Садись и ты, Михаил, устраивайся. На тебя опора, вишь Андрей наших порядков совсем не знает. – Меня не учили новгородским традициям четырнадцатого века! – резко ответил Норманн. Но тут же спохватился и добавил: – Если счет годам вести от Рождества Христова. – Летоисчисление ведут от основания мира! – назидательно поправил Федор Данилович. – Но греки ведут календарь от Рождества, – не согласился Норманн. – Нам греки с латинянами не указ. Мы живем на этой земле со дня сотворения мира, чтим законы отцов и счет годам ведем по их заветам. – Непривычный для меня календарь, путаюсь. – Потому и путаешься, что календарь неправильный. Вон магометане ведут правильный календарь. – Никогда не слышал о таком. – Их летоисчисление от хиджры, даты прихода Мухаммеда в Медину. А римский календарь никак не связан ни с Рождеством, ни с Пасхой. – Зачем я тебе понадобился? – Норманн решил сменить тему. – Одеть тебя надо, камзол да чулки хороши для Европы, а ты в Новгороде. – Как скажешь. – Норманн решил не перечить по пустякам. – Михаил, зови портного. А тебе, Андрей, следует бороду отрастить, негоже голым подбородком сверкать. – Хорошо, – покладисто ответил Норманн. Все равно бриться нечем, а как сделать опасную бритву он не знал. – Завтра с утра поедем к лучшим людям Новгорода. Ты наших обычаев не знаешь, сиди смирно, в разговоры не встревай. – Кто такие «лучшие люди»? – Ты забыл русский язык? Могу сказать по-немецки: Besten Menschen [15] . – Я хотел узнать, по какой причине они оказались в высшем разряде. – Чудной ты, право. Даже путем спросить не можешь. Завтра навестим посадских бояр. – Они сидят в особом здании? |