
Онлайн книга «Будущего нет! Кошмар наяву»
![]() Отобрав оружие, Сергей отрицательно качнул головой: – Ты знаешь, рука не поднимается. Боевой трофей. Боевое оружие. В руке сидит, словно влитой. И кажется, что помогает в бою. Вздохнув, он посмотрел на текст: – Интересно, что тут написано? – «Моя честь называется верность». – Ого! Ты знаешь немецкий? – Инга учить заставляла. Читаю неплохо. – Молодец. А я в школе и училище английский учил. Сергей повторил: – «Моя честь называется верность». Нет, Аленушка, оставлю у себя. Мало ли как жизнь повернется? Не возражаешь? – Да, Сержик. Поступай, как ты считаешь правильным. Я всю жизнь буду тебя слушаться. Всегда. Чтобы ни случилось. Оставшиеся дни они гуляли по городу, купались в Днепре, посещали непривычно изобильные магазины. Закупившись консервированными южными деликатесами, отправили домой на Север пару посылок. В одной из них убыл и трофейный кинжал. Еще насладились великолепными голосами артистов филармонии, сходили на концерт Софии Ротару, в общем, культурная программа удалась. К поющим фонтанам, правда, так и не добрались. Зато на выходные съездили с семьей отца за город. Родственникам Натальи в селе принадлежали два дома. Рядом полным ходом шел капитальный ремонт третьего – уже батиного. – Вот тут, сынку, и обоснуюсь. Кабанчика заведу, хозяйство… Но не раньше, чем выйду в запас. Как, одобряешь? – Так точно, товарищ генерал! – Добре. Как тебе в Киеве, понравилось? – Очень. Кивнув, отец продолжил: – Есть у меня задумка перевести тебя после Севера сюда, на Украину, к себе поближе. Как глядишь на это дело? Сергей вспомнил разрушенный коттедж, пламя над телом жены. Неужели это должно произойти здесь, на Украине? Нет, он теперь предупрежден, и в том доме они не поселятся. А мысль у отца хорошая: – С удовольствием, папа. На самолет их отвезли все на той же отцовской служебной «Волге». Напоследок Сергей все-таки завел разговор о творящемся в государстве. Построжев лицом, отец ответил: – Сынок, генсеки приходят и уходят. Хрущ вон тоже успел дел наворотить. И где он сейчас? Горбачев не пуп земли, найдется и на него управа. А порядок навести плевое дело. Мне батальона хватит, чтобы весь Киев построить. И так по всей стране. Гарнизонов у нас много, и воевать они умеют. Уразумел? – Уразумел, батя. Очень хотелось верить. Верить и надеяться. Ведь будущего еще нет? * * * Проклятое будущее заявило о себе двадцатого августа, когда Александров в программе «Время» увидел выступающего с танка «Понимаешь». Ельцин Борис Николаевич. Бодрый и целеустремленный. Сознательно несущий СССР смерть. Потом, вместе с последней надеждой, беспомощно рассыпалась вялая попытка спасения страны вождями ГКЧП. Язова на пост министра обороны поставили не напрасно – давние подозрения Сергея полностью подтвердились. В том сборище путчистов вообще никто не производил впечатление решительного, способного на поступок человека. И окончательный удар Союзу нанес беловежский сговор. Восьмого декабря великой страны, государства, которому приносил Присягу курсант Александров, не стало. Все, это конец. Впереди только агония. * * * Беда не приходит одна. Пятого января девяносто второго, когда Сергей готовился убыть на железнодорожную базу в очередную командировку, Алене пришла телеграмма от деревенских тетушек. «Инга плохом состоянии. Срочно приезжай». С отпуском для жены помог Михаил Иванович, и Аленка улетела. Мрачный, погруженный в тяжелые мысли, Сергей сидел в купе за столиком и невидяще смотрел в черное окно под неумолчный стук вагонных колес. Как и когда-то, они задержались в пути и попали в отстойник возле Свердловска. Прикинув расклад, Александров решительно направился к начальнику эшелона: – У меня рядом умирает родная тетя, заменившая мать. Через сутки я вернусь. Это была не просьба – ультиматум. Подполковник дал согласие. Ан-24 донес офицера до города, который раньше ассоциировался только с радостью. Теперь впереди ждало горе. Сергей сначала даже не узнал в высохшей, с желтоватой пергаментной кожей старушке когда-то бодрую, подтянутую, строгую Ингу. И только взгляд серых глаз остался прежним. Рак крови. Без шансов. Она ненадолго пришла в себя, словно почувствовав присутствие стоящего рядом с заплаканной женой любимого зятя. – Сережа… Улыбнулась краешком губ: – Опять в самоволке? Александров не смог ответить – горе и жалость перехватили горло. – Милые мои… Берегите друг друга. Последними словами тетушки были: – В каком страшном мире я вас оставляю… Вечером Инга Михайловна умерла. Сергей больше не мог задерживаться. Он улетел, оставив на похороны безутешно рыдающую Аленку. Она вернулась в часть после прибытия мужа. Измученная горем, как-то сразу повзрослевшая, даже постаревшая. Тетушкину ведомственную квартиру тут же вернул себе завод. Вещи жадно забрали деревенские родственницы. Аленка привезла последние Ингины украшения и несколько старых фотографий. Маленькое семейное горе, растворившееся в общей беде народа, населявшего одну шестую часть планеты. А дальше… Дальше было, как у всех. Галопирующая инфляция и первая «денежная реформа», «одна сосиска на один талон», резко ухудшившееся, и так уже не блестящее снабжение. Серия командировок на Украину для вывоза ядерного боезапаса. Эксплуатировавшие заряды воинские части были расформированы. Само собой, с мыслью перевестись туда служить пришлось распрощаться. Ушел на повышение в Москву Михаил Иванович. На прощание он продавил назначение Сергея на майорскую должность. Честный офицер и благодарный человек. Батя отказался принимать присягу на верность незалежной Украине. Отправлен на пенсию, поселился в том самом, уже достроенном доме. Совсем неожиданно прозвучало известие, что Наталья родила девочку. Ну, батя! Одно слово – орел! Василий Иванович не забывал и сына. Сельская сытая жизнь позволяла посылать продуктовые посылки, пока отправление их в Россию не стало слишком дорогим делом. Александровы стали покупать доллары. Иногда в Мурманске, возле гостиницы «Арктика», у сомнительного вида жучков-валютчиков, иногда банкноты чужой страны брали в Москве командировочные сослуживцы. Сергей готовился к худшему, к войне, все чаще возвращаясь к мыслям об эмиграции. Совесть его была чиста – государства, которому он приносил Присягу, больше не существует. |