Онлайн книга «Черное солнце»
|
И на фоне этого внешнего мира, как бы пригашенного, вылинявшего, проступали яркие, чёткие видения — глаза, молившие о помощи, руки, вскинутые в странном приветствии, лицо — очень бледное, почти что белое лицо человека в военной фуражке с высокой тульей. Человек говорил с Германом, внушал что-то с проникновенностью и силой. Тут на Флоридова навалилась душная тьма, и сознание покинуло его. 9 декабря, 11 часов 25 минут. Дмитрия Дмитриевича Купри назначили зональным комиссаром в один год с Флоридовым. Друзьями они не были, так только, здоровались при встрече, перекидывались парой слов: «Как жизнь?» — «Да так себе…» — «Ну ладно, давай!» — «Давай…» Оба были полярниками по призванию — Герман работал инженером-водителем на «Молодёжной» и знал танки-транспортёры от и до, а Дмитрий занимался метеорологией на станции «Новолазаревская». Они успели трижды отзимовать, когда президенты союзов государств подмахнули Кергеленскую декларацию, учреждавшую АЗО. В те дни Антарктида гудела как ледяной улей. Полярники со всех станций давали «добро», готовясь назваться антарктами. Кое-кто, правда, улетел-таки на Большую землю, но не выдержал, вернулся — суров Крайний Юг, однако ж и прекрасен. И стали антаркты жить-поживать да добра наживать. И всё бы ничего, но тут повалили переселенцы — неработающие «пролы», [6] их ещё «жрунами» прозывали. И началось… Пьянки-гулянки, драки да поножовщина каждый божий день. На шестом континенте, где не запирали дверей, появились замки, решётки, электронные сторожа… Пришлось Купри бросать метеостанцию и переводиться в службу охраны правопорядка. Через год дослужился до старшего полицейского, а ныне и в комиссары вышел… — Димдимыч! — окликнули его, развевая воспоминания, и Купри обернулся в сторону пилотской кабины. Оттуда выглянул Борис Сегаль, осанистый, рослый лёдонавигатор, [7] составлявший компанию Купри. — Чего ещё? — недовольно откликнулся комиссар. — Подлетаем! Дмитрий Дмитриевич выглянул в иллюминатор. Бесконечная белая пустыня, антарктическая tabula rasa, [8] что стелилась понизу, покрытая клинописью пересекавшихся под острым углом застругов, [9] безрадостная и безжизненная, понемногу утрачивала непорочность невестиной фаты — её вдоль и поперёк полосовали синие колеи санно-гусеничных поездов и танков-транспортёров. Колеи сходились к нагромождению кубиков, шариков, пирамидок. Восток. Сегаль пилотом был сносным, но далеко не асом — аппарат, ведомый его твёрдой рукой, заложил лихой вираж над флаерной станцией и посадку совершил жестковатую. У Купри даже зубы клацнули. — Эй! — крикнул он сердито. — А поосторожней нельзя? Это тебе не айсберг! Борис Сегаль в ответ лишь ощерился в подобии улыбки. — За мной, — буркнул комиссар, покидая кресло. Выбравшись наружу, он не стал геройствовать — сразу нацепил кислородную маску. «Восток» расположен на ледяном щите Антарктиды, на высоте около четырёх километров. Воздух тут сильно разрежен, давление почти вполовину ниже обычного. Выйдешь из флаера и дышишь как пойманная рыба. Чуть шаг ускорил — садишься. Первые дни ты совсем никакой — говоришь с трудом, сердце колотится как сумасшедшее, голова болит, тошнит тебя… Только на четвёртый день отходишь, однако ни времени для акклиматизации у Купри не было, ни особого желания. К флаеру подъехала и развернулась огромная «Харьковчанка» — обтекаемый вездеход оранжевого цвета с голубой полосой по бортам. Полярник в распахнутой дохе открыл боковую дверь и сошёл на гусеницу. — Залезайте! — крикнул он. — Подброшу до места! Купри залез в просторное пассажирское отделение, не преминув буркнуть: — Побольше ничего не могли найти? — Все вездики в разгоне, комиссар! — Ладно, едем. Борис! Долго тебя ждать? Сегаль неторопливо забрался в транспортёр и пожал руку водителю — та утонула в его лапище. — Так что случилось хоть? — начал Купри допрос. — Живой Герман? — Все живы, Димдимыч! — энергично кивнул водитель. — Но не здоровы. — В смысле? — Ирка — это наша заведующая медцентром, говорит: тяжёлое психическое расстройство. У всех. — У кого — у всех? — Ну, там был сам Флоридов, старший гляциолог Арнаутов и его помощники, тоже гляциологи — Миха, Жека и Санёк. Да сейчас сами увидите! «Харьковчанка» подкатила к белому куполу медцентра и затормозила. Комиссар с Сегалем вышли, сразу попадая в окружение растревоженных «восточников». — Всё выясним, ребята! — заверил их Купри. — Всё как полагается! Борис Сегаль двинулся вперёд, как ледокол, раздвигая толпу. Комиссар шествовал за ним. Главврач — хрупкая, симпатичная брюнетка лет тридцати — провела его в спецпалату. Там, на мягчайшей автокровати, в окружении стоек с приборами, лежал Флоридов. «Эк тебя…» — мелькнуло у Купри. Герман находился в сознании, но был погружён в свой мир, далёкий от общей реальности. Его ясные глаза смотрели на комиссара в упор, а видели что-то иное. Что? Купри заметил мягкие фиксаторы, которыми был пристёгнут начальник станции, и нахмурился. — Это обязательно? — осведомился он прохладным голосом. — Вынужденная мера, — стала оправдываться главврачиня. — Иногда Герман Остапович ведёт себя очень беспокойно. Всё время порывается куда-то бежать, спасать кого-то… — С обстоятельствами дела я знаком, — сказал комиссар официальным голосом. — Это ведь вы сообщили о ЧП? — Я… — робко призналась женщина. — Как мне к вам обращаться хоть? — Комиссар скользнул взглядом по женской груди, изрядно оттопыривавшей халатик, и смущённо отвёл глаза. — Ирина Павловна… — представилась заведующая. — Просто Ирина. — Меня больше всего интересует… знаете, что? |