Онлайн книга «Другие правила»
|
— А пробы? Пробы вы хоть брали? Да? И что? — На Церере, ты имеешь в виду? — Ну а мы о чем говорим? — Да все то же самое — углистые хондриты и клатраты, «нифе» мало. Из чего там строить — не знаю… — …Ред, дай глянуть! Нет-нет, вон ту! Ага… — Черт, всю регистрограмму размотал… А? На, держи… Да ты сматывай, сматывай… — …Нет, разлом доходит до Земли Афродиты, вот досюда, а здесь вот… нет-нет, здесь — да что ты мне говоришь! Я же знаю… Обнажения суперские, классные просто — дунит, гиперстеновый пироксенит, эклогиты… — О-ля-ля! — Заметь: те же глубинные ультраосновные… слышишь, что говорю? — …Ой, да согреем мы этот Марс! Подумаешь… Разговору больше. — Думай, что говоришь! Это ж тебе планета, а не банька! — Пф-ф! Подумаешь, планета! Да хоть две планеты! — …Это только так кажется, что «Бора» велика. Внутри-то тот же ионолет — смотреть не на что… — Ну, ты как скажешь! Рейсовик есть рейсовик. Целый километр в длину — это тебе не что-нибудь! — Это ж Виджай, ему лишь бы поспорить! Сам же видел, какая там «юбка» — полкилометра в растворе! — Во-во! А в длину эта «макси», считай, метров семьсот, даже семьсот пятьдесят! И что от самого корабля остается? Фиг да маленько! Ну, метров сто от силы… — Да?! А двести пятьдесят — не хочешь?! — Ну, двести пятьдесят… Жилин отодвинул дежурного диспетчера, чесавшего язык со всеми за компанию, и повелительно сказал: — Проходите на палубу, не стойте! Чего зря толкаться? Ребята и девушки, звякая и цокая по магнитному полу, протиснулись в помещение с куполообразным потолком. Галдеж почти прекратился, и все посмотрели на Жилина, парни — выжидающе, девушки — с интересом. Глеб непринужденно улыбнулся. — Меня зовут Жилин, — представился он, — Глеб Жилин. Я — главный киберинженер проекта и ваше непосредственное начальство. По всем вопросам обращайтесь ко мне. Толпа зашумела. — Все тут, никого не забыли? — повысил голос Жилин. — Корелли… Алишеров… Ивернева… Никольский… Черняк… Соловейчик… Так, вижу… Сугорин… Свантессон… Вижу, вижу… А Шимшони где? — Здесь я! — А, извини, Яэль… Завьялов… Быстров… Вожжеватов… Я правильно назвал? Ага… Вот тебя не помню. — Морган, сэр! Тимофеем звать! — Из Джакоя? Ясненько… Все, что ли? Что-то мало вас… Раздались голоса: — Щас еще придут! — А Танька с Катюхой где? Где? Скажите им, чтоб сюда шли! — Вон Родин еще! — Вылазь, вылазь давай! Стесняясь, из толпы вышел Антон Родин. Голова у него была обрита наголо. — Антон Родин, — сказал он с ноткой нерешительности, — стажер. — Ну и как, стажер? — улыбнулся Жилин. — Дозвонился до… одного человека? — Дозвонился… — засмущался Антон. В толпе никто ничего не понял, только Марина хитро улыбнулась и что-то прошептала на ухо бледненькой Рите Иверневой. Рита поджала губки, боясь засмеяться. — Не вижу Гупту… — заозирался Жилин. — Ты где, Виджай? — Да вон он, в «малинник» забрался! — Тут я! — поднял руку смуглый парень приятной наружности. Он покосился на стайку девушек и сказал, соображая: — Получается, все девушки будут работать на Базе? — Получается, — улыбнулся Жилин. В толпе зашумели. Слышались возгласы: — Ничего себе! Так нечестно! — Гунилла, ты-то хоть с нами? — С ними! — Предательница! — Не, вы как хотите, а я перевожусь на Базу! — А то никакой жизни! Из «малинника» звонко утешили: — Ничего, будет и на вашей улице праздник! — Когда перевернется «КамАЗ» с печеньем… — добавил кто-то после короткой паузы. Тут лекторский голос Йенсена покрыл веселый шум: — Добрый день, господа! Здравствуйте! Толпа расступилась, и Ларс Юлиус Йенсен, лауреат Большой премии Яна Амоса Коменского, лауреат Геродотовской премии, профессор Ладожского университета, директор Петербургского института планетологии, почетный доктор Кембриджского университета и действительный член Всемирной де сиянс академии, оказался в середине круга. За ним выдвинулся высокий, стройный африканец, сложенный, как равнобедренный треугольник, и симпатичный по европейским стандартам — губы у него были не так чтобы тонкими, но и не вывернутыми, нос — вполне прямым, а все лицо — длинным. В общем, не совсем африканский фенотип. — Знакомьтесь, господа! — торжественно провозгласил Йенсен. — Габа Оле-Сенду, штурман корабля «Бора»… Глаза бваны Оле-Сенду выпучились абсолютно по-африкански. — Худжамбо, бвана афанде! [9] — возопил он, да так, что Йенсена, бедного, шатнуло, и ринулся к Жилину. — Х'веве? [10] — Сиджамбо, Габа! — ответил, посмеиваясь, Жилин и попал в объятия здоровенного масая. — Сикуона веве тангу замани! [11] — выдавил он. По толпе пронесся шепоток. — Мой командир был! — похвастался Габа хмыкающему Гирину. — Мы с ним и с нукерами Мехти-хана дрались, и штурмовикам Чанга жару дали — помнишь, на Таити? О-о, а как интернацистам всыпали — до сих пор вспомнить приятно! У моего афанде орденов больше, чем пуговиц на блейзере! — Габа… — пристыдил Жилин разошедшегося штурмана. — Что люди подумают? Толпа шумела с одобрением. — Везет же Габе! — добродушно прогудел Гирин. — Вон, как огурчик! А тут… — Он помассировал мешки под глазами. — Что лыбишься? — Ликую бо! — радостно вскричал Габа. — Скорблю о нищих телом, ибо не дано им вкусить утех невесомости! В толпе начался хохот. — Юрод… — буркнул Гирин. — Ладно, пошли! Мы еще техконтроль не закончили… Пошли, пошли! Насмотришься еще на своего афанде! — Поговорить уже не даст с человеком! Толпа с хохотом провожала Габу, а тот весело скалил зубы. Некоторое время из бесконечного коридора Спу еще слышался его голос, вопрошающий «чертова медведя», куда тот так несется, и бас Гирина, советовавший «морану недоделанному» живее перебирать ногами. |