Онлайн книга «Корниловец»
|
— Вон они! — спокойно замечает Тимановский, вынимая трубку изо рта. С юга, хорошо заметная на белом снежку, ползла чёрная полоска — «красные» наступали. Слева и справа от большевистских цепей колыхалась кавалерия — отдельные конники выглядели издали как крошечные игрушки из олова, сливаясь в тёмную массу. — Это бойцы Сорокина! — возбуждённо сказал марковец в красивой бекеше, в выходных сапогах, но с неприкрытой головой. — Ивана Лукича, фельдшера бывшего! [72] Глухо бабахнул выстрел из пушки, зашуршала первая шрапнель: «Ссссык… Ссссык…» Высоко-высоко в небе вспыхнуло красивое белое облачко. — Перелёт! Дают красные «журавлей»! [73] Опять грохнуло. Приближаясь, засвистел снаряд. Рвануло впереди, задымилась, запарила чёрная воронка на снегу. И пошло-поехало. Звонко рвались шрапнели, пушась клубами белого дыма. Рыли мёрзлую землю артиллерийские гранаты. Но вот и белогвардейские батареи заговорили в полный голос — снаряды уходили на юг, с клокотанием сверля воздух. — Недолёт… — Прямо по цепям! — Скачут, сволочи… — Смотрите, смотрите, товарищи митингуют! Кирилл пригляделся — в самом деле, большевистские цепи смешались, столпились. Первая цепь залегла, красная конница ринулась вперёд, но нарвалась на пулемётный огонь броневиков — и распалась, вскачь понеслась обратно. — Рота! — рявкнул Тимановский. — Пли! Залпами по разъездам! Авинов выстрелил. Не удержавшись на скользком склоне, скатился в овраг, заросший кустарником, и выбрался окарачь на другую сторону. Там, присев на одно колено, стрелял кадет 3-го Донского корпуса Володя Ажинов. — Ложись, баклажка! [74] — крикнул ему Кирилл. — Ты слишком крупная цель! — Кадет перед хамами не ляжет! — гордо ответил Ажинов. Перебегая под защиту бугра, проросшего пучками сухой травы, Володя вдруг резко выпрямился, закидывая руки, роняя винтовку, и упал навзничь. Убит. — Подравнивайся! — орал Тимановский. — Держи дистанцию! Винтовки стреляли пачками, [75] ухала артиллерия, свистели и рвались снаряды, захлёбываясь, строчили пулемёты — всё смешалось в монотонный, прерывистый гул. Он перекатывался над полем боя, как невиданная зимняя гроза, вот только осадки были тяжелы. Не легкомысленное «кап-кап» слышалось Авинову, а злое «пиу-у… пиу-у…» — это зудели пули, тыкаясь то в хладный снег, то в живую плоть. — Ложись в цепь! Залпом — пли! Марковцы залегли. Щёлкали затворы винтовок, слышались отрывистые возгласы: — По нас, по нас… — Перелёт! — По первой цепи… — Мимо! — Живой? — Ранен… — Слава Богу. — Бегут! Бегут! Кирилл резко поднял голову. И в самом деле… Дрогнула первая цепь «красных», смешалась со второй, побежала. А броневички вдохновились будто — их «максимы» ожесточённо захлопали, выбрасывая струйки белесого дымка. Чаще застучали винтовки, приятно погромыхивали гаубицы за спиною Авинова. — Никак отбили? — радостно удивился офицер с непокрытой головой. — Отбили! Кирилл поднялся, отряхивая снег, и прислушался к неожиданной тишине. Её перебивали редкие выстрелы, лишний раз подчёркивая: бой окончен, большевики ушли. Двое запаренных кадетов пронесли носилки с раненым — студентом лет девятнадцати. Сестричка шагала рядом, утешая его и обтирая пот с мертвенно-бледного лица. Раненый не отвечал, не стонал даже, хапая воздух почерневшими губами, только смотрел в небо расширенными от ужаса и боли глазами. «Не жилец», — решил Кирилл. Шрапнель разворотила студенту живот, выпустив и порвав кишки. — Тебя как звать? — спросил Авинова офицер в бекеше, шмыгая красным носом. — Кирилл, — вздрогнул поручик, отрываясь от страшного зрелища. — Авинов. — А я Григорием окрещён! Артифексовым. Взрыкивая мотором, подъехал грузовичок радиокоманды и двуколки с конно-искровой станцией. [76] Две повозки занимал радиопередатчик с аккумуляторными батареями, искровым разрядником и конденсаторами с белыми фарфоровыми чашками изоляторов. В отдельном возке помещались детекторные приёмники с новейшими «катодными реле», [77] усиливавшими радиосигнал. Там же, в крошечном полувагончике, находился откидной столик и раскладной табурет для слухача-радиста. Одна подвода перевозила антенные мачты — солдатам радиокоманды потребовалось не менее получаса, чтобы развернуть антенну, подняв её на двадцать пять метров. Марковцы, ещё не остывшие после сражения, обступили чудеса техники. — Господа! — вскричал радист с наушниками, обжимавшими всклокоченную шевелюру. — Прошу тишины! Лихорадочно работая ключом, он послал радиограмму и вскоре получил ответ — карандаш так и запорхал по развёрнутой тетрадке. — Наш бронепоезд на подходе! — воскликнул он, вскакивая с табурета. — Где Корнилов? — Его высокопревосходительство сюда едет, — сказал усач из георгиевских кавалеров, неодобрительно посматривая на радиста, назвавшего Верховного правителя запросто, по фамилии. Показался Лавр Георгиевич. Он ехал на светло-буланом коне. — А какой хоть поезд? — крикнул Кирилл вдогонку. — «Орёл»! — обронил слухач на бегу. — Ат-тлично! Задержка после боя была Авинову приятна — слишком много энергии ушло на то, чтобы отбить атаку. Ноги не хотели весь день месить снег. Кирилл испытывал одно необоримое желание — сесть и сидеть, бездумно глядя в степной простор. Желание его стало сбываться — рота Тимановского вернулась в станицу, и казачки с большого перепугу расстарались — напекли блинов, вскипятили позеленевшие самовары. Тонкие и толстые голоса дружно выводили развесёлый напев: |